Годы юности — время становления характера, определения жизненных приоритетов, выбора своего призвания и места в обществе. Не случайно многие писатели посвящают этому периоду своей жизни целые книги, как, например, «Юность» Л.Н. Толстого или «Мои университеты» М. Горького.

Начало работы над поэмой относится к 1835 году. Из «Авторской исповеди» Гоголя, его писем, из воспоминаний современников известно, что сюжет этого произведения, так же как и сюжет «Ревизора», был подсказан ему Пушкиным.

В письме Чичикову от неизвестной и в разговоре «дамы просто приятной» с «дамой приятной во всех отношениях» писателю удалось создать блестящий по своей остроте и сатирической выразительности групповой портрет дам города N и одновременно памфлет на салонно-чувствительную, «облагороженную» речевую манеру светского общества.

Все в поэме было новым и необычным. Читателя поражали многогранность образного материала, богатство юмористических и сатирических обличений: пространные описания трактира или помещичьего дома, портреты, пейзажи, жанровые картинки и мастерство детали; плавный эпический рассказ и сверкающий блеск остроумия; динамическое повествование о похождениях и портреты-шутки и портреты-маски.

Впечатление от вышедшей книги Гоголя было поистине ошеломляющим. Вокруг нее сразу же разгорелись ожесточенные споры, ставшие одним из самых острых эпизодов идейной борьбы в русской литературе первой половины 40-х годов. По справедливому замечанию Белинского, эти «беспрерывные толки и споры» о «Мертвых душах» были вопросом столько же литературным, сколько и общественным, явились «столкновением старых начал с новыми», битвой «двух эпох».

Гоголь назвал «Мертвые души» поэмой, хотя это название формально не соответствовало тогдашнему пониманию поэмы как жанра. Отличительным признаком поэмы Белинский считал, что она «охватывает жизнь в ее внешних моментах». Это определение соответствовало широко распространенному в русской литературе жанру героической поэмы-эпопеи.

Качественно новый этап в осмыслении проблемы безумия в рус­ской литературе первой половины XIX века связан с «Записками сума­сшедшего» Н.В. Гоголя, входящими в состав его «петербургских повестей». Тема безумия — одна из центральных тем «Записок сумасшедше­го». В отличие от предшественников, Гоголь подключил тему безумия к иному проблемному контексту, обусловленному историософской и со­циальной тематикой «петербургского цикла» (темы Петербурга, ма­ленького человека, табели о рангах и др.).

Образ Плюшкина — это дальнейшее логическое развитие об­раза Собакевича, это гиперболическое, больное выражение того же характера. Недаром же этот образ является у Гоголя сейчас же после Собакевича, как бы дополняя его, поясняя его смысл, показывая собакевичевскую душу под увеличительным стеклом микроскопа. В манерах и чертах Плюшкина легко узнаешь ма­неры и черты Собакевича, только продолженные и удлиненные.

Как натура практическая, хладнокровная и рассудительная, Собакевич великолепно понимает, что нужно и полезно в его положении. Он трезвый реалист, стоит на почве фактов и ведет свою линию. Собакевич очень неглуп и толков хотя он и не читает книжек. Если при всем том Собакевич имеет не­лепый, смешной вид, то объясняется это не его личными свой­ствами, а его положением: он очень умно и толково ведет свою линию, по линия-то его совершенно бессмысленна.