"Реквием" Ахматовой: анализ (1 вариант)

Стихи, составившие «Реквием» Ахматовой, анализ которого мы проведем, создавались с 1936 по 1940 г. и на протяжении многих лет хранились лишь в памяти автора и близких ей людей. В новых исторических условиях А. Ахматова завершила лирический цикл «Реквием», создав художественно цельное произведение, близкое жанровым характеристикам поэмы.

В 1962 г. Ахматова передала подготовленный ею текст в журнал «Новый мир», однако он не был опубликован. Через год «Реквием» вышел за рубежом (Мюнхен, 1963) с пометой, что печатается «без ведома и согласия автора». Попытка опубликовать поэму в книге «Бег времени» (1965) тоже не состоялась, и в течение четверти века она существовала у нас лишь в виде «самиздатских» списков и копий, а напечатана была в 1987 г. — сразу в двух журналах («Октябрь», № 3, «Нева», .№ 6).

В самом названии произведения уже присутствует ритуально-жанровое обозначение. Реквием — это заупокойная служба по католическому обряду, поминальная молитва, или, если перенести это на русскую почву, — плач, причитание по покойнику, восходящие к фольклорной традиции. Для Ахматовой эта форма была в высшей степени характерна — достаточно вспомнить посвященное ей цветаевское стихотворение 1916 года, начинающееся строкой «О Муза Плача, прекраснейшая из муз!»

Вместе с тем жанр ахматовского «Реквиема» никак не сводится только к похоронному ритуалу — поминальной молитве и плачу-причитанию. Помимо специфической траурной окрашенности он представляет собой сложно организованное художественное целое, вбирающее самые различные жанровые модификации входящих в него стихотворений. Само наиболее общее понятие «поэмы-цикла», на котором сходится ряд исследователей, означает внутреннюю целостность произведения, которое представляет собой своеобразный лиро-эпос, или, по словам С.А. Коваленко, — «лирический эпос жизни народной». В нем через личное восприятие и переживание переданы судьбы людские и народные, и в итоге воссозданы портрет и памятник эпохи.

Композиционно «Реквием» Ахматовой состоит из трех частей. В первой вслед за двумя эпиграфами, внесенными автором в рукопись в начале 1960-х годов, возникают предваряющие основную часть три важных элемента: прозаический «Вместо предисловия», датированный 1957 годом, «Посвящение» (1940) и «Вступление». Затем идут девять пронумерованных главок центральной части, и завершается все монументальным двухчастным «Эпилогом», в котором раскрывается тема памятника народному страданию, поэту и эпохе.

В поэме-цикле все подчинено принципу, сформулированному самой Ахматовой: «принять в себя события и чувства разных временных слоев». Отсюда и художественная структура, сюжетно-композиционное построение «Реквиема», основанное на движении авторской мысли-переживания, вбирающего и реализующего в себе «бег времени» — от хроники событий личной и общей судеб в 30-е годы до фактов отечественной и мировой истории, библейских мифов, сюжетов и образов. При этом движение времени ощутимо не только в тексте, но отражается и в датировке стихотворений, эпиграфа, посвящении, эпилога и пр.

Два соотносящихся между собой эпиграфа дают ключ к содержанию поэмы, они позволяют увидеть и ощутить личную боль как часть всеобщей беды и страдания. Первый из них, обращенный к сыну, взят на романа Дж. Джойса «Улисс» («Ты не можешь оставить свою мать сиротой»), а второй представляет емкую заключительную строфу из собственного стихотворения «Так не зря мы вместе бедовали...», датированного 1961 годом.

«Реквием» Ахматовой отмечен особой плотностью художественной ткани, концентрирующей в себе пространство и время, емкостью характеристик эпизодических фигур, складывающихся в представление о народе. Сама природа застывает перед человеческим страданием: «Солнце ниже, и Нева туманней...» Но в ее вечном бытии есть целительная сила. И вместе с тем этот природный, космический фон высвечивает людскую трагедию во всем ужасе ее обыденной реальности, оттеняясь во «Вступлении» еще более жестокими и страшными обобщающими образами растоптанной, попранной, преданной поруганию России.
Ощущая себя малой частицей родины, народа, — мать оплакивает не только своего сына, но и всех осужденных безвинно, и тех, кто долгие месяцы вместе с ней ждал приговора в роковой очереди. Центральная часть Реквиема» — десять стихотворений, очень разных по жанровым и ритмико- интонационным оттенкам и тонко взаимодействующих в рамках единого лирического целого. Это — обращения к сыну («Уводили тебя на рассвете…» и др.), к самой себе («Показать бы тебе, насмешнице...»), наконец, к Смерти («Ты все равно примешь...»).

Уже в первой главке обращение к сыну несет совершенно конкретные приметы ночных арестов 30-х годов и вместе с тем — мотив гибели, смерти, похорон, оплакивания — при этом в финале необычайно расширяется исторический масштаб происходящего — до стрелецких пыток и казней петровской эпохи.

Уподобляя себя «стрелецким женкам», Ахматова вместе с тем с удесятеренной силой ощущает и передает боль и горе матери, используя для этого самые различные поэтические жанры и обрядовые формы. Так, во второй главке происходит объединение, слияние мелодики и интонации колыбельной песни («Тихо льется тихий Дон, /Желтый месяц входит в дом») и — плача, похоронного причитания («Муж в могиле, сын в тюрьме, / Помолитесь обо мне»).

Поразительное умение автора принять в себя чувства и события разных временных слоев проявляется в IV главке в форме обращения к себе, к двум эпохам собственной жизни, соединившей блистательное начало столетия и зловещую середину и вторую половину 30-х годов.

А вслед за этим, в VI главке, вновь убаюкивающий мотив колыбельной, обращенной к сыну, однако его мнимая чарующая легкость и кажущаяся просветленность лишь оттеняют по контрасту жестокую реальность тюремного заключения и мученической, жертвенной смерти. Наконец, Х глава — «Распятие» — с эпиграфом из «Священного писания»: «Не рыдай Мене, Мати, во гробе зрящи» — переключает земную трагедию матери и сына в общечеловеческий, библейский план и масштаб, возводя их на уровень вечного.
В «Эпилоге» с новой силой звучат важные темы и мотивы «Реквиема», получая углубленную, на этот раз во многом историко-культурную трактовку. Вместе с тем это своего рода «поминальная молитва» о неслыханных жертвах страшных и трагических лет в жизни России, преломившаяся через глубоко личностное переживание автора.

Строки «Эпилога» непосредственно выводят на традиционную для мировой поэзии тему «памятника», получающую у Ахматовой глубоко трагедийную окраску. Вспоминая тех, с кем она «провела семнадцать месяцев в тюремных очередях в Ленинграде», Ахматова ощущает себя их голосом и памятью.

Сами слова «память», «вспоминать», «поминать», «поминальный», говорящие о невозможности забвенья, неизбежно выводят на раздумье о памятнике, в котором поэт видит запечатленным «окаменелое страданье», разделенное им с миллионами своих сограждан.

Анна Ахматова видит свой возможный памятник — и это главное и единственное условие — здесь, возле питерский тюрьмы Кресты, где, тщетно ожидая свидания с арестованным сыном, как горестно вспоминает она теперь, «стояла я триста часов». Созданный воображением поэта монумент по-человечески прост, глубоко психологизирован.

В этом струящемся с «бронзовых век», как слезы, подталом снеге, и тихом ворковании тюремного голубя и плывущих по Неве кораблях слышен, вопреки всему пережитому и выстраданному, мотив торжествующей, продолжающейся жизни.

Источник: Зайцев В.А. и др. История русской литературы второй половины XX века. М.: Высшая школа, 2004