Анализ романа Бондарева "Берег"

В романе Юрия Бондарева «Берег» (1975) центральная проблема, поставленная автором, — пробле­ма этическая. Вопрос, волнующий Бондарева, особенно актуален в момент напряженной борьбы за разрядку и мирное со­существование двух общественных систем. Ю. Бондарев смело «ввязывается» в острый идеологический спор, иду­щий сегодня между «Востоком» и «Западом», но пози­ция его в этом споре меньше всего продиктована жела­нием автора воплотить в художественных образах общепринятые истины. «Я искал суть в постоянной неудовлетворенности, — говорит сам с собой герой ро­мана — писатель Никитин, — задавая себе вопросы о двоякости истин (а как раньше сияли они простыми и четкими символами!..), о противоречивости самой жиз­ни, которая не стала добрее и проще...»

Этот спор идет в данном случае вокруг вопроса о том, чем определяется человечность и что такое гуманизм подлинный, в отличие от гуманизма отвлеченного, столь характерного для либерально-буржуазного мировоззре­ния Запада. Надо ли добавлять, что в атмосфере расту­щей бездуховности, все большей власти вещи и матери­альных ценностей над человеком, вопрос о том, какими должны быть духовные ценности человека, в чем подлин­ная человечность, над которым задумывались Тендряков, Бондарев и другие советские писатели, приобретает совершенно исключительное значение.

Читая роман «Берег», невольно сопоставляешь поста­новку вопроса Бондаревым с той, которая столь четко ложится в основу всех без исключения романов и пове­стей Гр. Грина — художника с мировым именем. Фило­софская основа всего, что написано Грином, — абстракт­ный гуманизм, представление о человечности, неизмен­ной при всех обстоятельствах. Эта точка зрения, выступающая в его произведениях, в высшей степени типична для этической позиции даже лучших представителей буржуазной интеллигенции Запада.

Название романа Бондарева продиктовано философ­ским замыслом: в нем то сближаются, то отталкиваются два берега и два временных плана — время сегодняшне­го дня и время второй мировой войны, «берег» свой — отечественный — и «берег» зарубежный. Под конец ро­мана начинает звучать и другой мотив, до конца, впро­чем, не раскрытый, берег жизни и берег смерти. С одной стороны, автор многократно подчеркивает «двоякость истины» — ее сложность и многогранность, с другой — утверждает нравственные ценности, которые бережно охраняют лучшие люди социалистического мира.

Действие в романе развертывается в двух временных планах и сочетает в себе два сюжета, как бы тесно они между собой ни были взаимосвязаны. Нити этих двух сюжетов переплетаются в судьбах главного героя — Ва­дима Никитина — известного советского писателя и Эм­мы Губер — состоятельной вдовы, владелицы западно­германского издательства, пригласившей его в ФРГ.

Встречаясь с Эммой Губер на официальных приемах и диспутах в ФРГ и узнав в ней ту немецкую девушку, с которой его связало двадцать шесть лет назад молодое и искреннее чувство, Никитин уходит мыслями в дале­кое прошлое и восстанавливает в памяти кусок за кус­ком те последние дни войны, которые столкнули его с Эммой. Так встречаются, переплетаясь, две эпохи —

последний год второй мировой войны и современность, два плана жизни главных героев — Никитина-лейтенан­та и Никитина-писателя, юной немецкой девушки Эммы и влиятельной и богатой обитательницы Гамбурга гос­пожи Губер.

Память Никитина хранит разные поступки разных людей, и поступки эти для Бондарева не только мате­риал для решения характеров, но и точки этического от­счета.

В «наплывах», передающих эти воспоминания, перед читателем проходит не только пережитое некогда моло­дым лейтенантом Никитиным и совсем еще юной девуш­кой, но значительные и дающие повод для больших фи­лософских обобщений эпизоды последних недель Отече­ственной войны, проходящие на оккупированной немец­кой территории и рисующие отдельных представителей Советской Армии в исключительно сложных условиях и обстоятельствах.

Лейтенант Никитин и его боевые товарищи, находя­щиеся на отдыхе в доме, принадлежавшем родителям Эммы, оказываются внезапно лицом к лицу с неразору­жившимся, хотя и разбитым уже врагом. Война практи­чески закончена, но вскипает еще на немецкой террито­рии в отдельных вылазках фашистов против армии по­бедителей. Одна из таких вылазок, обернувшаяся траги­чески для лучшего из друзей Никитина и замечатель­ного офицера дивизии — лейтенанта Княжко, рисуется Бондаревым через воспоминания Никитина. Описание этой стычки, а главное, поведения в ней и после нее раз­личных офицеров и солдат отряда и дает повод или со­ставляет как бы исходную точку для рассуждений Бон­дарева о высшей нравственности и подлинной человечно­сти, о том, в чем состоит подлинный гуманизм.

Подвиг лейтенанта Княжко, погибающего от пули озверевшего фашиста в тот самый момент, когда он, же­лая предотвратить бессмысленное кровопролитие, идет навстречу врагу, засевшему в лесной хижине, трусливое поведение циника и приспособленца Меженина, факти­чески спровоцировавшего этот выстрел, события, кото­рыми завершается боевой инцидент, — все это дает по­вод для нравственного суда Бондарева над разными людьми и их, продиктованными разными обстоятель­ствами, поступками. Не комментируя прямо изображае­мые события, Бондарев тем не менее явственно дает понять читающему, что лейтенант Княжко и сержант Меженин не просто отдельные личности, отдельные ха­рактеры, но два полюса поведения и взгляда на мир. И недаром вокруг каждого из них группируются разные люди. Один — Княжко, составляющий идеал Никитина, притягивает к себе лучших солдат и офицеров дивизии, другой — насильник, лжец, мелкий эгоцентрик, уже на войне умудряющийся делать свои нечистоплотные дела спекулянта, — если и не встречает сочувствия большин­ства, то представляет опасность и соблазн для малодуш­ных.

Оба плана неразрывно переплетены, и план «сего­дняшний» определяется «вчерашним». Писатель Ники­тин, ведущий дискуссию по эстетическим и этическим вопросам с немецким журналистом и критиком Дицма­ном, тот же Никитин, вступивший в спор с сопровождаю­щим его в ФРГ писателем Самсоновым — человеком узким и догматичным, — это тот же лейтенант Никитин, который двадцать шесть лет перед тем, защищая правду, выстрелил в сержанта Меженина. Эпизоды последних дней войны, описанные в «наплывах», объясняют и под­готавливают восприятие эпизодов «основной» части сю­жета.

Драматическая встреча Эммы Губер и Никитина, всколыхнувшая не только прошлое чувство, но и обстоя­тельства, при которых оно родилось и окрепло, оказы­вается в романе мостом, соединяющим прошлое и на­стоящее, последний год войны и современность. Фило­софская мысль Бондарева развивается на сближении двух берегов — мира отечественного и иностранного, мира сегодняшнего и давнего.

В романе не прекращается философский спор, ста­вятся и решаются в разных ракурсах и ситуациях вопро­сы бытия и поведения человека. Они решаются тогда, когда Никитин говорит на дискуссии, передаваемой по телевидению Гамбурга, о своем понимании двоякости истины; они заостряются, когда в спор с ним вступает его соратник и соотечественник Самсонов; они приобре­тают лирическую интонацию, когда Никитин прощается с Эммой на аэродроме. Но особую остроту философский спор в романе все же приобретает в «наплывах», поскольку именно здесь, на материале эпизодов, имевших место в прошлом, писатель аргументирует средствами художественного воспроизведения свою концепцию того, каким должен быть человек, какими этическими качествами определяется положительная личность, в чем зло и в чем добро, в чем сущность подлинного гуманизма, который отстаивает Никитин сегодняшнего дня и отстаи­вал Никитин дня вчерашнего.

Хотя роман «Берег» содержит немало трагических мотивов и эпизодов и кончается смертью главного героя, в нем нет ни того отчаяния, ни той безнадежности, кото­рые столь характерны для множества философских произведений различных жанров, выходивших за последние десятилетия на капиталистическом Западе.

Прощаясь с Вадимом Никитиным на аэродроме в Гам­бурге, Эмма, пронесшая через долгие годы свое большое чувство к нему, ощущает, что это прощание последнее, хотя и не может еще знать, что часы любимого ею человека сочтены. Вадим Никитин, поднимаясь по трапу, еще не знает, что жизненные силы его, истраченные на фрон­тах войны и в последующие годы, пришли к концу и его ждет переход «на другой берег». Но жизнь, по мысли Бондарева, продолжается, и в ней должны победить та­кие люди, прообразами которых были Княжко и Ники­тин.

Ф. Кузнецов в рецензии на роман Бондарева заме­тил, что «Берег» не мог быть написан сразу после окон­чания войны. Уровень осмысления войны и мира шире того, который характеризовал литературу не только два­дцать, но даже десять лет назад. «Берег» Бондарева — произведение большого диапазона и произведение по своему характеру чрезвычайно типичное для романа фи­лософской тенденции, порожденного нашей эпохой.

Роман Бондарева вызвал оживленную дискуссию в советской критике. Было высказано много разнообраз­ных суждений по различным вопросам. В одних рецен­зиях и статьях роман в целом оценивался положительно, в других одни его стороны вызывали удовлетворение и похвалу, другие осуждались. Но прав был критик Л. Финк, сказавший на обсуждении книги, организован­ном журналом «Вопросы литературы», что в романе «Берег» Бондарев создал синтезирующий, философский роман.

Источник: Ивашева В.В. На пороге XXI века: НТР и литература. Москва: Издательство «Художественная литература», 1979