Лирический герой Блока: характеристика лирического героя

Что включает в себя понятие «лирический герой»? Можно ли говорить о том, что лирический герой — это и есть сам поэт, автор стихотворения или поэтического цикла? Почему нельзя отождествлять лирического героя и поэта? Нельзя в первую очередь потому, что лирический герой — это литературный герой, образ, запечатленный в художественном произведении; поэт, его творец, — живущий или некогда живший реальный человек, а не литературный персонаж. Другое дело, что часто поэт и лирический герой соотносятся как тип и прототип: внутренний мир поэта, его восприятие реальности, манера чувствовать и думать находят свое художественное воплощение в образе лирического героя, сознание и внутренний мир которого оказываются предметом изображения в лирическом произведении.

Предметом изображения своеобразного «лирического романа», стихотворного единства, включающего в себя три тома лирики Блока, становится внутренний мир лирического героя — личности крайне сложной и противоречивой, стремящейся к обретению внутренней гармонии, к постижению гармонии мира, вслушивающейся в музыку «мирового оркестра» и трагически неспособной преодолеть отчаяние и пессимизм, свойственные ей. Эта противоречивость, мучительная для поэта доминанта его характера, ярко отразившаяся в творчестве, характеризовала и образ лирического героя Блока. Своеобразным ключом к образу поэта, запечатленному его лирикой, могут служить слова его жены, Любови Дмитриевны, дочери русского ученого Д. Менделеева: «В Блоке был такой же источник радости и света, как и отчаяния и пессимизма». Поэтому лирическим сюжетом всех трех томов его лирики становится история преодоления этих противоречий — между потребностью радости и безысходным отчаянием, солнечным светом и непроглядной тьмой пессимизма.

Эта противоречивость собственного характера вполне осознавалась и самим поэтом. Исследованию этих противоречий и путям их преодоления посвящено стихотворение третьего тома «О, я хочу безумно жить...» (цикл «Ямбы», 1907—1914).

В первой строфе заявлены романтические устремления, претензии максимальной полноты и насыщенности собственной жизни, личной и творческой:

О, я хочу безумно жить:

Все сущее — увековечить,

Безличное — вочеловечить,

Несбывшееся — воплотить!

Так трактуется задача поэта, утверждается концепция творческой личности, цель которой — дать вечную жизнь в слове всему существующему, дать имя и «вочеловечить» безличное, сделать сущим не сущее. Но этот оптимистический и исполненный романтического максимализма порыв обрывается трагической нотой разочарования как раз в сущем, реально существующем:

Пусть душит жизни сон тяжелый,

Пусть задыхаюсь в этом сне...

Здесь мы сталкивается с одним из парадоксов блоковского миросозерцания: во-первых, реальная, а не вымышленная жизнь предстает как «сон тяжелый», в котором задыхается лирический герой Блока. Во-вторых, остается без ответа вопрос о том, чем так уж страшна эта реальность, особенно для Блока, рождение, образование и воспитание которого открывали доступ ко всем возможностям, которые только могут предоставить личности цивилизация и культура: он принадлежал к элите высшего русского общества, сам был ее частью, имел возможность общаться именно с теми людьми, с которыми хотел; не зная материальных тягот и забот, был совершенно свободен; мог путешествовать и путешествовал по миру, «Дивясь божественным природы красотам, / И пред созданьями искусств и вдохновенья / Трепеща радостно в восторгах умиленья» — именно в этом Пушкин видел лучшую, высшую свободу («Из Пиндемонти», 1836). Блок и не подозревал о возможности ограничения свободы передвижения из одной страны в другую, ограничения, которое его сограждане вполне почувствуют в самом обозримом будущем. Образование, полученное им, владение древними и новыми языками открывало свободный и легкий доступ к античной литературе; в немецком средневековье поэт чувствовал себя как дома; современную литературу Европы считал своею. Почему же эта жизнь воспринимается как «сон тяжелый»?

Думается, что в Блоке выразилась та грань русского национального характера, которая связана с неумением ценить насущную реальность, радоваться сущему, а не вымышленному; не умея насладиться тем, что есть, взыскать града не от мира сего. Эта черта, о которой писали многие мыслители, среди них — кн. Евгений Трубецкой в статье «Русский максимализм», эта черта, эта неспособность удовлетвориться существующим, приводящая к лозунгу «Или все — или ничего», и стала основанием концепции революции, созданной литературой 20-х годов, концепции жестокой, антигуманной, но по-своему завораживающей своей жесткой бескомпромиссностью русского максимализма. У истоков этой концепции стоял Блок, автор поэмы «Двенадцать».

В заключительной строфе стихотворения Блок формулирует противоречивую сущность характера своего лирического героя, который сочетает в себе несовместимое:

Простим угрюмство — разве это

Сокрытый двигатель его?

Он весь — дитя добра и света,

Он весь — свободы торжество!

Эта же противоречивость оказывается предметом изображения в стихотворении «О, весна без конца и без краю...» (2-й том, цикл «Заклятие огнем и мраком»), в котором проявилась безоглядная способность лирического героя Блока принять жизнь во всех ее проявленных, даже страшных, пугающих: «Принимаю тебя, неудача, / И удача, тебе мой привет!», «Принимаю бессонные споры...»,

Принимаю пустынные веси!

И колодцы земных городов!

Осветленный простор поднебесий

И томления рабьих трудов!

Однако это приятие действительности во всевозможных ее проявлениях парадоксальным образом сочетается с воинственностью, враждебностью в отношении к ней. В первой же строфе приветствие странным образом оборачивается звоном щита; этот же мотив повторится в шестой строфе: «Перед этой враждующей встречен/ Никогда я не брошу щита...»

К кому обращено это стихотворение, кто становится объектом мои любви — ненависти? Приятия — отрицания? «Весна без конца и без края», мечта, удача и неудача, жизнь? Во второй части стихотворения все эти образы сходятся в одном и определяют сущность женского начала: они сливаются в неясных очертаниях женского образа.

Женщина, в образе которой сошлись весна без конца и без краю, воплотившая мечту, в которой лирический герой Блока узнает саму жизнь, манит его, но и таит в себе недоступность («Никогда не откроешь ты плечи... / Но над нами — хмельная мечта!») и враждебное начало: «И смотрю, и вражду измеряю»). Такая двойственность отражается и в восприятии этого женского образа лирическим героем:

И смотрю, и вражду измеряю,

Ненавидя, кляня и любя:

За мученья, за гибель — я знаю —

Все равно: принимаю тебя!

Вражда, ненависть, заклятья — и любовь; это противоречие характеризует отношение лирического героя Блока к женщине. С женским образом в его лирику приходит любовь, обрекающая на мучения и гибель, но в нем не только мука, но и вся полнота жизни, что и обусловливает мужественное и жертвенное ее приятие.

Источник: Голубков М.М. Русская литература ХХ в.: Учебное пособие для абитуриентов вузов. - М.: Аспект Пресс, 2003