Анализ стихотворения "Творчество" Ахматовой

Стихотворение «Творчество» Ахматовой вошло первым по счету в цикл «Тайны ремесла», посвященный психологии творческого процесса, природе стиха, взаимоотношениям поэта и читателя, роли литературы в обществе, т. е. всему тому, что акмеисты считали «ремеслом», полемизируя с символистами, воспринимавшими поэзию как миссию и мистику.

Тематически цикл примыкает к традиционному для русской литературы вопросу о поэте и поэзии. Предшественниками Ахматовой здесь были Державин и Пушкин, Некрасов и Тютчев, Блок и Гумилев. Она же стремится снять с темы всякий ореол потусторонности, решительно отказываясь от пафоса. По идейному содержанию стихи ближе всего к раннему мандельштамовскому тексту «Слух чуткий парус напрягает...». Как и ее великий друг, Ахматова связывает приход стихов с процессом слухового, а не какого-либо иного восприятия.

Композиционно «Творчество» представляет собой сплошной шестнадцатистрочный, не разделенный на строфы, как это бывало ранее, смысловой поток, рисующий то, что в классике именовалось вдохновением. С точки зрения автора, вдохновение, во-первых, невозможно проанализировать — отсюда нерасчлененность текста, а во-вторых, она весьма далека от всякой романтизации.

Для Ахматовой процесс сочинения стихов — это почти болезнь: «истома», пульсирующая в ушах кровь («бой часов»). Пастернак подобным образом характеризовал творчество, называя его «высокой болезнью». У нее же почти нет возвышения, скорее даже снижение — «в этой бездне шепотов и звонов...» Вообще описанный звуковой процесс уникален, ведь он всегда исключительно индивидуален, и каждый поэт находит свои метафоры (у Мандельштама — «дуговая растяжка»). Ахматова начинает с боя часов, потом — раскат стихающего грома, далее — жалобы и стоны человеческих голосов, напоминающие о мучениках дантовского ада, и наконец раздается тот единственный звук («все победивший звук»), который, собственно, и есть стихотворение. Характерен глагол «встает». Он общий для многих поэтов, которые говорят о моменте, когда произведение «стало». Бродский назвал это «откровением». Причем сам автор может и не осознавать, о чем стихи. Мыслительный процесс начинается позже («тогда я начинаю понимать»), но главное, чтобы пришел тот единственный и неповторимый, свойственный только тебе звук, после которого, как после взрыва или землетрясения, становится «непоправимо тихо». Интересно, что слышит именно Ахматова в решающий момент: «как в лесу растет трава, как по земле идет с котомкой лихо». Если «рост травы» мог «прийти» из пушкинского «Пророка» («дольней лозы прозябанье» стало внятно поэту после чудовищной манипуляции, произведенной над ним серафимом), то услышать шаги «лиха с котомкой» было возможно только с опытом репрессий, матери, у которой «муж в могиле, сын в тюрьме». Словом, здесь уже непосредственный отзвук «Реквиема».

Поразительно, что в обыденном сознании стихосложение обычно ассоциируется с подбором рифмы. Для Ахматовой же это самое легкое («легких рифм сигнальные звоночки») и даже вторичное, задача поэта — просто писать под диктовку. Диктует Муза, и о ней у автора много других стихов. Но в первом, важнейшем по смыслу, важно раскрыть тайну и трагедию готовности к приходу Музы. Без этого поэзии нет, хотя никто до Ахматовой не говорил и не чувствовал этого так.

Источник: Русская литература XX века: Пособие для старшеклассников, абитуриентов и студентов / Под ред. Т.Н. Нагайцевой. - СПб.: "Нева", 1998