Характеристика Лаврецкого ("Дворянское гнездо")

Тургенев подробно останавливается на характеристике Лаврецкого, рассказывает о его ближайших предках (к «дворянскому гнезду» Лаврецких и относится заглавие романа). Особенное влияние на судьбу Лаврецкого имел его отец, хотя влияние далеко не благотворное. Это был типичный представитель поверхностного, напускного европеизма, которым отличалось русское образованное общество 18-го и начала 19-го века. Воспитателем его был французский аббат, поклонник энциклопедистов.

Впоследствии, побывав в Англии, отец Лаврецкого сделался ярым англоманом, но и англоманство это было чисто внешнее, выражалось, главным образом, в костюме, в манерах, в привычках. На родине он всем был недоволен, все осуждал, особенно возмущался отсутствием «системы» в государственной и общественной жизни, занимался проектами всеобщего переустройства, — вообще старался выказать свою деловитость и либерализм, и даже щеголял патриотизмом (также заимствованным: англичане, как известно большие патриоты): на самом же деле даже не сделал попытки провести в жизнь вывезенные им взгляды: вокруг него все осталось по- старому. Впоследствии, в конце жизни, весь этот налет внешнего европеизма совершенно соскочил с отца Лаврецкого, и обнаружился его настоящий характер, слабый, капризный и деспотичный.

Воспитание молодого Лаврецкого совпало с периодом англоманства его отца. Англоман подчинил его воспитание строгой системе. Мальчика стали закаливать, одели в шотландский костюм, приставили к нему швейцарца. Эта нелепая «система» принесла пользу только здоровью молодого Лаврецкого, в остальном она оказалась для него чрезвычайно пагубной: она сбила его с топку, поселила путаницу в его голове, «вывихнула» его, как он сам выражается. Воспитание вовсе не подготовило его к жизни; стараясь выработать из своего сына какого-то «спартанца», отец Лаврецкого не подумал о том, чтобы сообщить ему знания, необходимые для него как для русского дворянина, необходимые для его будущей жизненной деятельности. Кроме того, «англоман», сам относившийся к людям с высокомерным презрением, ни с кем не сходившийся, и сына своего держал в «искусственном уединении». Поэтому, когда молодому Лаврецкому пришлось вступить в жизнь, он не знал ни жизни, ни людей — и вполне понятно, что он весьма легко мог в них ошибиться, кок ошибся он в своей жене; эта ошибка роковым образом отразилась на всей его дальнейшей жизни

Но, испортив ему существование, «система» не могла испортить его характер. Добрые нравственные задатки, унаследованные Лаврецким от матери-крестьянки, сохранились в его душе неприкосновенными и помогли ему впоследствии выйти на верную дорогу. Уже начал он замечать «разладицу между словами и делами отца». Таким образом, несмотря на господство «системы», Лаврецкий ("Дворянское гнездо") сохранил известную духовную независимость, сохранил возможность самобытного развития. Поэтому, как только представилась возможность, он занялся серьезной работой над своим образованием, недостатки которого он ясно сознавал.

Лаврецкий поступил в Московский университет, будучи гораздо старше своих товарищей и воспитанный в отчуждении от людей. Герой ни с кем особенно близко не сошелся, не примкнул ни к одному из существовавших студенческих кружков. Но философское идеалистическое направление, господствовавшее в этих кружках, оказало и на него свое влияние, главным образом через Михалевича, восторженного и благородного энтузиаста. Поэтому Лаврецкого можно также причислить к идеалистам 40-х годов, хотя идеализм его носил несколько иную окраску, чем, например, у Рудина.

Нелепое воспитание Лаврецкого, построенное на полном пренебрежении, отрицании всех запросов и потребностей русской жизни, имевшее целью создать из него какого-то отвлеченного «спартанца», ничем не связанного с родной почвой — это воспитание должно было вызвать в здоровой душе героя естественную реакцию: привести его к отрицанию того фальшивого европеизма, который заключался в слепом и поверхностном подражании западным образцам.

Сам Тургенев назвал Лаврецкого «славянофилом». Описывая первые впечатления его при возвращении в деревню, Тургенев отмечает охватившее его «глубокое и сильное чувство родины» и то успокоительное влияние, которое это чувство оказывает на его душевное настроение. Яснее всего славянофильские взгляды и симпатии Лаврецкого выражаются в его споре с Паншиным. В этом споре он «отстаивал молодость и самостоятельность России. Когда же Паншин задает ему вопрос, что же он намерен делать, поселившись на родине, Лаврецкий отвечает: «Пахать землю, и стараться как можно лучше ее пахать», — т е., другими словами, отказавшись от всяких широких планов, «надменных переделок» жизни, примириться с нею, делать на месте свое маленькое дело, стараясь по мере сил приносить пользу окружающим. И Лаврецкий("Дворянское гнездо") не ограничился одними словами, но осуществил свою мысль и на деле.

В этой незаметной, но плодотворной деятельности для блага других наш герой нашел себе замену личного счастья, нашел душевное успокоение и примирение с жизнью. Некогда Михалевич упрекал его в том, что он «желал себе самоуслаждения, желал счастия в жизни, хотел жить только для себя». Михалевич называл его "эгоистом", "отсталым вольтерьянцем", "сознательным байбаком". Лаврецкий смеялся над этими определениями, спорил против них, защищался, но многие слова этого беззаветного идеалиста-романтика «неотразимо вошли ему в душу», по выражению Тургенева, и, очевидно, оказали свое влияние. Затем на нашего героя обрушилось новое несчастие, навсегда разбившее его личную жизнь. Но это несчастие. — потеря Лизы — не сломило и не ожесточило его. Его хорошие нравственные задатки помогли ему перенести этот удар, найти выход к примирению с судьбой. Из перенесенного испытания он вынес убеждение, что смысл жизни -не в искании личного счастья, а в работе на общую пользу.

Источник: Пишем сочинения по роману И.С. Тургенева "Дворянское гнездо". М.: "Грамотей", 2005