Композиция "Кавказского пленника"

Посмотрим, как взаимодействуют два противоположных способа развития действия в «Кавказском пленнике». Познакомив нас с заглавным действующим лицом и довольно смутными обстоятельствами его пленения, автор внезапно обрывает повествование на многоточии: «И пленника младого грудь / Тяжелой взволновалась думой...», после чего действие обращается вспять. Следует воспоминание о прежней жизни невольника: «В Россию дальний путь ведет...», завершающееся возвращением к исходной точке повествования: «Свершилось.../...Он раб».

Действие развивается, но мы отчетливо видим, как оно деформируется романтической иронией, контрастом сжатого времени и растянутого пространства, сюжетным мостиком между этой и той жизнью. Далее происходит знакомство с черкешенкой, сближение молодых людей. Теперь уже растягивается временной план. Появляется первое лирическое отступление в виде выделенного графически восьмистишия «Не вдруг увянет наша младость...», которое воспринимается как вполне самостоятельное стихотворение, и, конечно, тоже существенно прерывает действие.

Пространное описание жизни пленника, картины природы, этнографические подробности как бы возвращают нас к экспозиции, дополняют ее. Действие вследствие этого чрезвычайно замедляется, пробуксовывает, почти останавливается. Возникает как бы побочная сюжетная линия, и не одна, а целых пять — перебираются характерные эпизоды из жизни черкесов...

Опять переброс в прошлое и тут же возвращение к настоящему знаменует окончание I части. II часть открывается обращением к «деве гор», которое незаметным образом переходит в разговор — герои обмениваются монологами (таков романтический «диалог»). В тираде пленника обращает па себя внимание лирическое отступление "Как тяжко мертвыми устами... Как тяжко мыслить о другой!..", которое производит двойственное впечатление: герой не мог этого сказать своей собеседнице, по он мог подумать об этом или озвучить свои мысли «в сторону», как на сцене.

Развитие действия возобновляется. Сценой «разговора» исчерпывается конкретный эпизод со сжатым временем. Затем оно вновь «разжижается»: «Однажды слышит русский пленный, / В горах раздался клик военный...». Аул готовится к набегу. Конкретизация действия, однако, не осуществляется в полной мере. Диссонирующим затормаживающим фактором звучит черкесская песнь, приведенная полностью, от первого до последнего стиха. «Так пели девы...» — указание на реальность ее исполнения в описываемых обстоятельствах: «...Сев на бреге, / Мечтает русский о побеге...».

Вот тут действие вновь приобретает конкретный сиюминутно совершающийся характер. Дева приходит к пленнику с пилой и кинжалом. Стремительно мелькают «кадры»: освобождение — бегство — гибель черкешенки — свои! Развязка — и эпилог, имеющий к теме весьма косвенное отношение: 1) о музе, которая «...для венка себе срывала / Кавказа дикие цветы...», 2) о Кавказе, 3) о прошлом (Мстислав и Редедя), 4) о настоящем: «...Смирись, Кавказ: идет Ермолов!.. И смолкнул ярый крик войны...» до самого конца. О судьбе героя ни слова!

Если мы попробуем теперь реконструировать сюжет, отличающийся отрывочностью, фрагментарностью, сдвинутостью хронотопа, это будет крайне затруднительно. Полнокровный сюжет «Кавказского пленника» как типично романтической поэмы в значительной мере вытесняется, нейтрализуется лирическим элементом.

Источник: Федотов О.И. Основы теории литературы: Учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений: В 2 ч. - М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 2003. - Ч.1