"Капитанская дочка": герои; Пугачев и народ

В «Капитанской дочке» (1836) мужицкий «царь» Пугачев становится для дворянина Гринева в минуту величайших исторических и личных испытаний помощником и "вожатым" на сложном пути нравственных исканий и устройства своего семейного счастья. Он не только помогает Гриневу, щедро, по-царски отплачивая за оказанное ему когда-то героем добро, но и не даст Швабрину и своим сообщникам обидеть беззащитную сироту — дочь казненного его людьми коменданта Белогорской крепости, оказавшуюся во власти пугачевцев. Этого мало: в разговорах с Гриневым Пугачев открывает ему свое сердце и затаенные думы — и все это находит благодарный отзвук в душе его собеседника.

Таким образом, для Пушкина очевидно, что взаимопонимание между «лучшими людьми» из дворян (пользуясь выражением Достоевского) и представителями «черного народа» исторически все же возможно. И в то же время великий поэт отчетливо сознает и другое: те реальные, глубокие трудности, которые и в его время и в прошлом стояли на пути объединения усилий «лучших людей из дворян» и народа, несмотря на общность их исторических судеб и нередкое переплетение и совпадение их интересов.

В романе о пугачевщине дядька молодого Гринева Савельич — крепостной «раб» по своему положению. Но он же выступает в решающие минуты жизни Петра Гринева как его смелый заступник и защитник. С огромной любовью, юмором, удивительной добротой Пушкин раскрывает высокое благородство, здравый смысл, чувство собственного достоинства, свойственные этому крепостному человеку. В любви и нерушимой верности своему воспитаннику Савельич никогда не задумывается об опасности, грозящей ему самому, чтобы грудью защищать вверенное ему барское «дите».

С образом Савельича сложным контрапунктом в «Капитанской дочке» соединена фигура Пугачева. Хитрый и умный, плутоватый бродяга в мерной главе повести, он в дальнейшем вырастает в могучую полусимволическую фигуру. Как царь Петр I в «Арапе Петра Великого», Пугачев становится в «Капитанской дочке» посаженым отцом Гринева, помогая ему и беззащитной сироте Маше соединить свою судьбу. Закон человечности, связующий его и Гринева, Пугачев в острой и сложной ситуации восстания ставит выше того, что их исторически и социально разделяет. На его примере учится герой. И даже Екатерина II, отменяя в конце повести приговор, вынесенный Гриневу военным судом, и способствуя его окончательному соединению с Машей, в сущности, лишь довершает то, что начал Пугачев, угадавший в Гриневе его честность и благородство и со всей щедростью души, свойственной простому русскому человеку, отплативший ему добром за добро в минуту разлива рожденной исторически угнетенным положением народа, жестокими действиями правительства волны народного гнева.

Скромные, рядовые дворяне, подобные Гриневу и Мироновым, в которых дворянское сложно слито воедино с национально-народным, — люди, отделенные от народа сословным положением и традициями, но во многом внутренне близкие ему, выступают в его романе в качестве героев первого плана. Однако Пушкин зорко видит и другое. Пугачев и его «господа-енералы», принадлежа всей своей кровью и плотью к народу, вынуждены рядиться в чужое платье, подражая в нем бывшим своим господам. И Гринев, при всей любви к Пугачеву и чувстве признательности к нему, не может признать в Пугачеве императора Петра Федоровича, сделав, подобно Швабрину, вид, что он верит в его императорские права и вообще в весь тот исторический маскарад, без которого не были бы возможными временные успехи пугачевского восстания.

Неоднократно справедливо отмечалось, что образы Пугачева и его сообщников овеяны в «Капитанской дочке» глубокой поэзией, приобщены - через песню и притчу - к стихии народной песни и сказки. И все же Пушкин-историк с его могучим реализмом прекрасно понимал и то, что пугачевское восстание не могло иметь другого исхода, кроме поражения. «Улица моя тесна», — горько жалуется Гриневу Пугачев, вынужденный, при всех присущих ему огромных человеческих потенциях, удовлетвориться мечтою о том, чтобы хоть на время поцарствовать над Москвою, повторив судьбу Гришки Отрепьева .

От стихийной вольной поэзии, но и жестокости («беспощадного», но определению Гринева, и вместе с тем исторически осужденного на поражение, «бессмысленного») крестьянского «бунта», равно как и от «страшной стихии мятежей», Пушкин призывает лучших людей дворянства и народ подняться на высоту истинной гуманности. Это та гуманность, которая возвышает Пугачева и Гринева в лучшие, самые счастливые минуты жизни над узким горизонтом «жестокого века», способствует установлению между ними чистых и бескорыстных человеческих взаимоотношений. Светлая мечта о возможности и о будущем реальном утверждении таких отношений как естественной, нерушимой нормы отношений между людьми не только в сфере их «частной» жизни, но во всех сложных сферах государственного и общественного бытия, а вместе с тем и в области взаимосвязей объединившихся в одну братскую «семью» всех народов Земли неотделима от пушкинского идеала свободы.

Источник: Пушкин. Достоевский. Серебряный век. / Фридлендер Г.М. СПб: "Наука", 1995