Анализ исторической трагедии А.С. Пушкина "Борис Годунов"

Первая в русской литературе реалистическая и подлинно историческая трагедия «Борис Годунов» Пушкина является одним из образцов взаимопроникновения в его творчестве традиций и новаторства. Опираясь в своей трагедии на огромный фактический материал, почерпнутый из русских летописей и исторических исследований, в том числе «Истории государства Российского» Карамзина, Пушкин сознательно отталкивался от канонов классицистических традиций, отказавшись от деления ее на 5 актов, соблюдения в ней единства места и времени, использования обычного для классицистической трагедии тяжеловесного александрийского стиха (шестистопного ямба). Следуя за Шекспиром «в вольном и широком изображении характеров», Пушкин не просто продолжал, а развивал и обогащал шекспировские традиции, показывая глубинные связи между судьбами отдельных людей и народа, человека и человечества в их непрестанном историческом развитии. В этом плане чрезвычайно важна мысль Пушкина: «Что развивается в трагедии? Какая цель ее? Человек и народ. Судьба человеческая, судьба народная» (VII, 632).

Центральными в трагедии «Борис Годунов» являются проблемы отношений власти и народа, роли личности и народа в истории, места личности в социально-иерархическом обществе и государстве, столь актуальные в наше время. С одной стороны, всем ходом развития действия в трагедии утверждается определяющая общеисторическая роль позиции и «мнения народного»; с другой же - ограниченность народных позиций, особенно в тех конкретных исторических условиях, когда по тем или иным причинам «народ безмолвствует».

Однако наиболее существенной и недостаточно изученной проблемой в «Борисе Годунове» представляется пушкинская концепция человека, соотношение в нем сословного и общенародного, социально-ролевого и целостно-личностного начала. Здесь следует вспомнить характеристику Белинским Бориса Годунова как «человека замечательного», но взявшего, в отличие от гениального Петра I, «роль не по себе». Царский сан дерзко взят Годуновым с высокой целью: «...народ В довольствии, во славе успокоить, Щедротами любовь его снискать» (V, 242). Но «шапка Мономаха» оказывается непомерно тяжелой ношей, она деформирует его человеческую личность, подчиняя себе, превращая в такого же чуждого народу самодержавного царя-деспота, как и его «законные» предшественники. В итоге Годунов приходит к неутешительному выводу: «Живая власть для черни ненавистна, Она любить умеет только мертвых» (V, 242). И еще: «Лишь строгостью мы можем Неусыпной сдержать народ. Так думал Иоанн, Смиритель бурь... Так думал и его свирепый внук» (V, 310).

Социально-политическая проблематика в анализируемой нами трагедии «Борис Годунов» Пушкина тесно переплетается с нравственно-психологической. Добиваясь царского престола во имя народного благоденствия, Борис использует безнравственные средства, принеся в жертву своей цели жизнь невинного младенца - царевича Дмитрия. И в этом другая причина его крушения как государственного деятеля и человека («Да, жалок тот, в ком совесть нечиста»), обретающая в нашу эпоху повышенную значимость. Причастность к убийству царевича - это по сути убийство Борисом в себе человека, незаурядной по своим задаткам и возможностям личности.

Не менее знаменателен и характерен для пушкинской концепции человека путь наверх, к престолу, и другого героя трагедии - Самозванца. Обладая, как и Борис Годунов, сильным, незаурядным характером, Григорий Отрепьев, не желая мириться с отведенной ему слепой судьбой ролью «бедного инока», принимает дерзкое решение преступить существующие незыблемые социально-иерархические перегородки. Этот «еретический» замысел рождается у него в разговоре с Пименом, поведавшим ему о своей жизни до монашества. «Как весело провел свою ты молодость! - восклицает Григорий. - Ты воевал под башнями Казани, Ты рать Литвы при Шуйском отражал, Ты видел двор и роскошь Иоанна! Счастлив! А я от отроческих лет По келиям скитаюсь, бедный инок! Зачем и мне не тешиться в боях, Не пировать за царскою трапезой?» (V, 233-234). Как и в случае с Борисом Годуновым, в судьбе Григория Отрепьева автора интересует не только внешний социально-исторический конфликт с различными силами и группами общества, но и конфликт глубоко внутренний, социально-психологический и нравственно-духовный. Живущий в нем внутренний человек, воплощающий его ум, чувство, волю, его душевные силы, вступает в противоборство с живущим в нем же внешним человеком, с его социальным происхождением, ролью в обществе. Григорий в какой-то момент прозревает условность, относительность сословных, кастово-групповых различий между людьми. Своевольно переступая через них, вознося себя через это «преступление» на самую вершину социально-иерархической лестницы, он вместе с тем как бы бунтарски утверждает равноправность своего «я», своей общечеловеческой сущности как самоценной личности. И этим он вызывает первоначально, как и Годунов, определенные симпатии автора. Однако и Григорий Отрепьев не выдерживает испытания на прочность в нем человеческого начала. Он тоже приносит себя как личность в жертву избранной им социальной роли - царскому сану, который вытесняет, подменяет в нем внутреннего человека, целостную личность.

В этом аспекте чрезвычайно показательна в трагедии «Борис Годунов» «Сцена у фонтана», чаще всего расцениваемая как второстепенная. Тут важен поединок не только между двумя сильными характерами, но и между внутренним и внешним человеком в Григории. Желание утвердить себя в глазах Марины не как царевича, а как человека, быть обязанным в любовном счастье не своему якобы царскому сану, а себе как личности, терпит полное крушение. В ответ на его мольбу видеть в нем не царевича, а любовника, для которого чувство взаимной человеческой любви превыше всего на свете («Что Годунов? Во власти ли Бориса Твоя любовь, одно мое блаженство?.. Теперь гляжу я равнодушно На трон его, на царственную власть»), Марина холодно отвечает: «Стыдись... Тебе твой сан дороже должен быть радостей, всех обольщений жизни...» (V, 280). Григорий пытается какое-то время бороться за свое чувство, за себя как самоценную личность, страстно убеждая свою возлюбленную: «Не говори, что сан, а не меня Избрала ты, Марина!..» (V, 281). Он признается в своем самозванстве, которое, на его взгляд, не принижает его как человека, а возвышает: «Не презирай младого самозванца; В нем доблести таятся, может быть, Достойные московского престола, достойные руки твоей бесценной...» (V, 283). Но все тщетно. И после мучительной борьбы Отрепьев делает свой окончательный выбор между человеком и саном, надменно заявляя Марине: «Тень Грозного меня усыновила, Димитрием из гроба нарекла... Царевич я. Довольно, стыдно мне Пред гордою полячкой унижаться», на что Марина удовлетворенно и примиренно отвечает: «Постой, царевич. Наконец я слышу речь не мальчика, но мужа» (V, 284-285). Самозванец одерживает победу. Но это пиррова победа, ведущая его к духовному самоубийству.

Трудно переоценить новаторство Пушкина в реалистическом изображении не только судьбы народной, о чем достаточно много верного сказано в пушкинистике, но и судьбы человеческой, которая зависит не только от обстоятельств, социальных и исторических, но и от самого человека, от меры его очеловеченности.

Источник: Русская литературная классика XIX века: Учебное пособие / Под ред. А.А. Слинько и В.А. Свительского. - Воронеж: Родная речь, 2003