Пьесы Островского А.Н.

Замоскворечье. Купеческий район старой Москвы. Когда-то здесь селились стрельцы. Петр Великий ликвидировал стрелецкое войско, и сюда потянулись купцы. Разбогатевшие из них строили настоящие хоромы. Сохранился деревянный двухэтажный дом, где родился Островский. Ныне в нем музей писателя. Здесь драматург с детства видел то самое «темное царство», быт и нравы купеческого домостроя, которое он живо представил в своих пьесах.

Около пятидесяти пьес написал драматург, пьес ярких, колоритных, неувядающих, с великолепным знанием сценических законов. Творческой деятельности его подвел справедливый итог Гончаров. Он говорил ему: «Вы один достроили здание, в основание которого положили краеугольные камни Фонвизин. Грибоедов, Гоголь».

Малый театр, в котором преимущественно шли его пьесы, так и называется «Дом Островского». У входа нас встречает на высоком постаменте сидящий драматург, в мудром молчании и спокойном величии фигуры, — памятник работы скульптора Н. А. Андреева, поставленный здесь в 1929 г.

Сопоставляя пьесы Островского с комедиями «Недоросль», «Горе от ума», «Ревизор», нельзя не отметить, что эти названные несут в себе явно сатирические черты, потому их сценические персонажи гротескны. Режиссеры, пытающиеся поставить их в серьезном реалистическом ключе, совершают ошибку, лишают их выразительности и, пожалуй, свойственной им веселости. Современники такую же сатиру увидели и в комедиях Островского, хвалили его за это как обличителя и борца чуть ли не с властями, чем, кстати, очень вредили ему, ибо власти принимали это за чистую монету и часто при помощи цензуры преграждали его комедиям путь на театральные подмостки. Кажется, убедили они в том и самого автора. Начав печататься в «Москвитянине», органе славянофилов, признанный ими за своего, он перешел в «Современник», а позднее, после закрытия журнала, в «Отечественные записки».

Однако вряд ли можно отнести Островского к сатирикам, а его комедии к разряду литературы, которую тогда называли «дидактической». «Исправители найдутся и без нас, — писал он в 1853 г. историку Погодину. — Чтобы иметь право исправлять народ, не обижая его, надо ему показать, что знаешь за ним и хорошее». Пьесы Островского нисколько не претендуют на ниспровержение основ, но его юркий и честный взгляд замечал пороки и конфликты, присущие как России 50-х, 60-х гг. прошлого столетия, его современности, так и другим временам. Недаром не так давно, чтобы заклеймить советское чиновничество, наши театры обратились к комедиям Островского «На всякого мудреца довольно простоты» и «Доходное место».

Островский нисколько не утрировал, он создавал реальные характеры во всей их реальной многомерности. Он создавал многомерный реальный мир и отнюдь не выставлял к позорному столбу своих тит титычей или кабаних, а просто выводил их во всей их реальной сущности, не затеняя и их положительных качеств. Его программа — дать в своих пьесах «сильный драматизм, крупный комизм, горячие искренние чувства, живые и сильные характеры».

Островский не берет на себя роль судьи происходящего в жизни, не подкрепляет себя доводами принятой идеологии, он показывает жизнь, как ее видит, чему-то сочувствует, что-то отвергает. Сочувствует он робким, угнетенным и честным людям, любуется подчас бесшабашностью и размахом сильной натуры, а это чаще всего купцы; отвергает зло, прямое насилие, подлость и бессердечие. Но главное всё-таки для писателя — показать жизнь, показать без фальши и лжи.

«Бедность не порок». Перед нами быт купеческого дома. Суровый домострой. Хозяин дома — Гордей Торцов. Богат. Сильный волевой человек. В сущности, не злой и, конечно, по-своему честный и порядочный, но в доме своем деспот. Жена, дочь, домашние, служащие — все должны беспрекословно подчиняться его воле. Все трепещут перед ним. Он грозен.

Россия менялась. Дворянство оскудевало. Силу набирало купечество, ловко приобретая промотанные хозяйства. Вместе с богатством появлялись новые амбиции. «Ох. если бы мне жить в Москве али бы в Петербурге, я бы, кажется, всякую моду подражал», — говорил разбогатевший купец Гордей Торцов. Подобно мольеровскому Журдену («Мещанин во дворянстве»), он хочет приобщиться к «вежеству» господ во фраках, готов презирать весь тот уклад, которым жил. Все это приметы времени. В пьесах Островского увидим мы целую галерею промотавшихся, праздных, беспутных красавчиков дворян, охотившихся за богатыми невестами.

Формировался средний класс, то самое третье сословие, создать которое царским указом в свое время рекомендовал французский философ Дени Дидро Екатерине Великой. Русская императрица понимала тогда, что это было не ко времени и что подобные изменения в обществе не происходят по велению властей. Теперь, накануне реформы 1861 г., сама жизнь создала предпосылки к возникновению такого класса.

По пьесам Островского мы можем представить себе и комическую, и трагическую картину его рождения и укрепления. Ложь и обман, жестокость и коварство сопутствовали этому процессу. Спился брат Гордея Торцова Любим. Фиктивное банкротство, иначе говоря — прямой обман кредиторов, привело к нравственному и жизненному краху купца Самсона Большого («Свои люди — сочтемся!»). Его обобрали, посадили в долговую тюрьму, и сделала это его родная дочь.

Особенно большой резонанс вызвала в обществе пьеса Островского «Гроза». Широко читаемый тогда критик Добролюбов в своих знаменитых статьях «Темное царство» и «Луч света в темном царстве» придал ей яркую критическую окраску, на которую вряд ли рассчитывал сам драматург.

Семейный быт, предстающий перед нами в пьесе Островского, имеет свои теоретические основы, а теория эта создавалась по писаным и неписаным законам российской действительности. Семья — это святая святых общественного, государственного устройства. Она издревле замкнута, закрыта от других крепкими стенами, подворьем. За этими стенами подчас вершились страшные дела. Во главе ее стоял хозяин дома, деспотически правящий домочадцами. Во времена Ивана Грозного протопоп Сильвестр обработал в качестве единого документа свод правил, по которым надлежало жить россиянам в их связях с государством, церковью и с членами семьи: «како веровати, како царя чтити, како жити с женами, и с детьми, и с домочадцами». Книга, глаголемая Домострой» протопопа Сильвестра утверждала нравственные основы общества.

Полагают, что по законам домостроя жили лишь купеческие семьи. Думается, однако, что по ним жили и крестьянские, и мещанские (купеческие), и знатные дворянские семьи. Вспомним отца Андрея Болконского, старого генерала. Разве не деспотическое правление установил он в своем доме-дворце? С какой жестокой грубостью обошелся он со своей дочерью Марьей в присутствии посторонних, в присутствии сватавшегося за нее Анатоля Курагина! — Это ты для гостей так убралась, а? — сказал он. — Хороша, очень хороша» и далее: «...ей уродовать себя нечего — и так дурна». И ведь любил старый князь свою безответную дочь и все-таки тиранил каждодневно, пожалуй, сильнее и жестче, чем тит титычи комедий Островского.

Нравы домостроя отнюдь не российское изобретение. Достаточно вспомнить историю итальянской семьи Ченчи, когда даже сам папа вынужден был применить к ней свои санкции. Лукреция, дочь Франциска Ченчи, доведенная тиранией отца до отчаяния, организовала его убийство. Английский поэт Шелли в драме «Ченчи» и французский писатель Стендаль в одноименной новелле рассказали об этом трагическом эпизоде истории.

Как часто мы, вникая в произведение писателя, видим лишь то, что хотели бы видеть. Критик Добролюбов, ратуя за литературу, зовущую вперед, к социальным преобразованиям, ратуя за литературу протеста, социальной борьбы («нам нужна теперь энергия и страсть»), в своих статьях о «Грозе» Островского объявил Катерину чуть ли не сокрушителем «царства тьмы», а под «тьмой» подразумевалась вся царская, дворянская, помещичья Россия. По его мнению, этот образ «...составляет шаг вперед не только в драматической деятельности Островского, но и всей нашей литературы, предвещает взрыв народного возмущения».

Робкая, запуганная страхами загробной кары за совершенный грех, Катерина бросается в реку и гибнет, потому что считает себя недостойной жить на земле. А критика придала ей героические черты борца. Добролюбов приписывает Катерине решение: «лучше гибель, нежели жизнь при тех началах, которые противны».

Трагедия Катерины не в том, что ее притесняет Кабаниха. Свекрови всегда или почти всегда недовольны снохами, ревнуя к ним своих сыновей; трагедия ее в том, что она с ужасом ощутила противоречие между влечением и долгом. Перед ней встал страшный для нее призрак греха. Несколько позднее в литературе появится новая трагическая фигура с тем же нравственным разладом — Анна Каренина Льва Толстого. Только теперь в иное время и в иной среде. Грех был совершен не перед Богом, а перед светским обществом, его установлениями. «Мне отмщенье и аз воздам!» И она воздала. Но и здесь никакого протеста не было. Возмездие пришло изнутри, от нес самой.

Островский ставит тему греха настойчиво и резко, как великую беду человеческую. Катерина полюбила, будучи мужниной женой. Ей не простила этого не только властная и жестокая Кабаниха, но всякая добрая, вполне гуманная мужнина мать. Короткая сцена с явлением сумасшедшей барыни: «Вам весело? Весело? Красота-то ваша вас радует? Вот красота-то куда ведет (показывает на Волгу ). Вон, вон, в самый омут». И Катерина напугана. «Я дрожу вся, точно она пророчит мне что-нибудь».

У Варвары, молодой девушки, дочери Кабанихи, нет никаких нравственных проблем, она не видит никакого греха в своих отношениях с Кудряшом. Для Катерины же ее любовь к Борису — величайшее преступление. При свидании с ним она с ужасом отталкивает его: Но любовь ломает ее волю: «Нет у меня воли». И — финал: «Жить нельзя. Грех!»

Темное царство. Сколько трагедий совершается за высокими заборами, за стенами домов и квартир! Островский рисовал быт определенной социальной группы, ее житейские проблемы, сохраняя все сословные и исторические реалии. Он был близок к актерской среде и несколько пьес посвятил ей («Таланты и поклонники», «Лес», «Без вины виноватые»). Коснулся он и чиновников («Доходное место»), и дворян, чаще всего жалких и подлых, как Гурмыжская, Мурзовсцкая.

Дворянство теряло свой престиж в обществе. Приходил новый хозяин — уже «человек во фраке», хищник-нувориш с аристократическими манерами — Паратов («Бесприданница»), Беркутов («Волки и овцы»). Этот из помещиков, но уже с предпринимательской жилкой.

Прекрасно зная натуру человеческую. Островский, в сущности, касался проблем, свойственных людям разных поколений, разных эпох да и разных народов. Потому пьесы его в постоянном репертуаре театров и собирают многочисленных зрителей как в былые времена, так и ныне.

Источник: Артамонов С.Д. Сорок веков мировой литературы. В 4 кн. Кн. 4. Литература нового времени. – М.: Просвещение, 1997