Федор Карамазов ("Братья Карамазовы"): образ персонажа Достоевского

Глава семьи Карамазовых Федор Павлович Карамазов — человек сластолюбивый, хитрый и испорченный. Вспомним таких интереснейших персонажей Достоевского, как Ползунков, «человек из подполья», Лебедев («Идиот»)... Все они отличаются острым умом, но выглядят глуповатыми, они заискивают и угождают другим, но на самом деле в глубине души они смеются над людьми. Фёдор Карамазов принадлежит к такому же человеческому типу, но в этой галерее он занимает первое место — по хитрости, подозрительности, расчетливости, отвратительности и омерзительности.

Этот деятельный мужчина не обладает ни верой, ни идеалами, которыми обычно руководствуются в своих поступках. У него отсутствует единый «стиль» поведения, он не придерживается определенного «курса», его образ не имеет жесткого «каркаса». Он просто обожает деньги и женщин, низкопробные шутки, насмешки и издевательства над людьми, которые стоят ниже него. Это крепко стоящий на ногах старик, который не боится показаться глупым, не думает о том, что его тело бренно и что конец его не за горами. Природа наградила его хитростью, эгоизмом и неразборчивостью в средствах, он не имеет никакого понятия о морали, но он хорошо знает, что следует предпринять для обеспечения своего финансового положения.

Федор Карамазов не отличает правду от лжи, позу от правды. Он говорит то, что нужно говорить в данный момент, отпускает отвратительные шутки, зарабатывает деньги, развлекается с женщинами.

Неразличение добра и зла, правды и лжи работает на него, он словно бы обладает волшебной палочкой, которая приносит ему только прибыль. Эта его неразборчивость совершенно не становится для Фёдора предметом для рефлексии. За его выходками не обнаруживается подлинности. У него нет внешней и оборотной стороны, весь он состоит из «внешней стороны», за которой ничего нет. Решать вопрос правды и лжи, внешнего и внутреннего он оставляет другим. Его сыновья чувствуют стыд оттого, что им достался такой чудовищный родитель, но у того нет никакого понятия о том, что это такое — стыд, он смеется и издевается над такими людьми, которые способны на это чувство. Он лишь чувствует превосходство над ними, он, может быть, и не испытывает по отношению к ним ненависти — он только высмеивает их и смешивает с грязью. Этот старик обладает какой-то отвратительной проницательностью, он точно знает, что чувствует в данный момент тот или иной человек, он верно оценивает свойства его души.

Фёдор не обращает внимания на других людей, для него не существует никаких психологических барьеров, он живет, повинуясь своим животным инстинктам. Его бессмысленно спрашивать: «Разве в прошлый раз вы не говорили такого?» Он не помнит про прошлый раз, теперь же наступил совсем другой «раз». Людей, обладающих чувством ответственности, он держит за дураков — таков этот представитель тогдашнего русского «человека реалистического».

Фёдор таков, каков есть — равнодушный, не взращивающий добро, не думающий о благодеянии. Все люди, включая собственных детей, для него чужие. Его природный характер таков, что собственное жестокосердие не представляет для него предмета для сожалений.

Вместе с тем Федор Карамазов — не тот человек, который не остановится перед убийством для достижения своей цели. Удивительным образом он лишен зависти и враждебности. Подобные чувства питает комплекс превосходства, который у него отсутствует. Когда ему не с кем перекинуться шуткой, ему становится как-то не по себе.

Фёдор Карамазов — не поборник скептицизма. Он хочет прожить свою жизнь с удовольствием. Для того чтобы избежать мучений и жить в свое удовольствие, он стремится к удовлетворению своих желаний, он принимает жизнь и действует в ней. В этом отношении он — человек практический.

Придуманные Достоевским герои обладают привлекательностью в том смысле, что они обладают настоящей сложностью и настоящей плотью до такой степени, что у читателя складывается такое впечатление, что именно он живет в каком-то бледном, призрачном и имитационном мире. И уж тем более Федор Карамазов оставляет чувство подлинности, его отвратительность и шутовство — абсолютно реальны. И в этом состоит неизбывное очарование Достоевского.

Федор, этот хитрый и лишенный сострадания шут, для которого нет ничего святого, влюблен по уши в шикарную продажную женщину Грушеньку. Эта страсть выглядит все более подлинным чувством по мере старения Фёдора. Неотразимость Грушеньки стала ясна Федору с самого начала, он по-настоящему пленен ей. Этого русского эпикурейца не останавливают людские пересуды, его не волнует то, что его соперником является его собственный сын — он добивается ее любви и публично поет ей хвалы. Фёдор — человек скупой и жадный, но когда речь заходит о Грушеньке, он не скупится в средствах.

Дмитрий Карамазов тоже влюблен в Грушеньку. Между Фёдором и Дмитрием продолжаются жуткие скандалы, пахнущие смертоубийством. Фёдор опасается Дмитрия, но, как это ни странно, ему не приходит в голову, что они с Дмитрием — совершенно разные люди.

И это при том, что Фёдор тонко оценивает людей. Относительно Ивана он замечает, что «Иван не наш человек, это пыль поднялася... Подует ветер, и пыль пройдет». Иван — человек весьма умный, но все равно для Фёдора Карамазова он — только пыль. Он хорошо видит, что Иван относится к другому человеческому типу. Что до Дмитрия, то он говорит Алёше: «Твой Митька, потому что ты его любишь. Вот ты его любишь, а я не боюсь, что ты его любишь». Дмитрий же говорит о том, что «все Карамазовы — философы», и не исключает из их числа старую лису — Фёдора Карамазова. Да, они враги, но и Фёдор, и Дмитрий ощущают свою похожесть, которая объясняется той почвенной силой, которая заключена в них.

И Федор, и Дмитрий знают, что такое «женщина», при этом они не руководствуются умственными, логическими соображениями — они способны радостно жить и без них. И поэтому они становятся соперниками, несмотря на свои родственные отношения. В конце концов Дмитрий приходит к горькому выводу, что вел неправильную жизнь. Ход мыслей Федора Карамазова не совсем таков, что и у Дмитрия, но и он тоже — не просто прожигатель жизни. Он — «философ», который перед лицом кончины пытается преодолеть страх смерти.

Фёдор, вроде бы, не должен ничего бояться в этой жизни, но он все- таки тайно боится смерти — так же, как и Валковский («Униженные и оскорбленные») и Свидригайлов («Преступление и наказание»).

Федор действительно боится смерти. Он боится смерти от своего сына Дмитрия — этот его страх наивен, но глубок. Когда он совершенно серьезно спрашивает Ивана о том, что случается с человеком после смерти, то есть спрашивает о том, существует ли бессмертие, в его вопросе тоже таится страх перед смертью.

Это известная сцена из главы «За коньячком» (часть 1, книга третья, глава VIII). Опрокидывая рюмку за рюмкой, Федор Карамазов спрашивает своего ученого сына: «Иван, а бессмертие есть, ну там какое-нибудь, ну хоть маленькое, хоть малюсенькое?» Иван — материалист, он придерживается механистического взгляда на природу. Он твердо отвечает, что никакого бессмертия нет. Тогда пьяный Фёдор произносит: «То есть совершеннейший нуль или нечто? Может быть, нечто какое-нибудь есть? Всё же ведь не ничто?» Он как бы просит сына не отвечать так безжалостно, он не хочет смириться с его ответом.

Вопрос о том, существует ли бессмертие, был и огромным вопросом для самого Достоевского. «Главный вопрос, которым я мучился сознательно и бессознательно всю мою жизнь — существование божие». (Письмо Достоевского к А. Н. Майкову от 25 марта 1870). Это вопрос о том, существует ли бессмертие и воскресение. Во второй половине XIX века многие русские мыслители и интеллигенты были по-настоящему озабочены этим вопросом. Это и Достоевский, и Николай Фёдоров, и Владимир Соловьев...

Вопросы Фёдора Карамазова о существовании загробного мира и сотворившего мир всемогущего бога могут теперь показаться наивными, но эти вопросы глубоко волновали религиозно-мистических русских людей, которые еще не успели утерять то, что уже в значительной степени потеряла западная теология и философия.

Достоевский не мог не поставить эти вопросы. При каждом эпилептическом припадке его одолевал страх смерти. Вопросы о том, можно ли преодолеть смерть, есть ли жизнь после смерти, — возникали в нем не как следствие теологического диспута — они рождались из его ежедневного опыта. Нельзя забывать и пережитый им опыт гражданской смерти, испытанной им в декабре 1849 года на Семёновском плацу. Бывший каторжник в «Идиоте» вопрошает: кем я стану после смерти? Где я окажусь? Еще не ставшее словом предчувствие решительного смертельного мига мучило Достоевского. Им управляло не богословие, он мучился сам по себе. Он сам и передал Фёдору свои сомнения относительно загробного существования.

Простодушный и мучительный вопрос о бессмертии срывается с губ Фёдора Павловича Карамазова, что придает ему особую значимость. Ведь Федор — вовсе не идеалистический образованный юноша, он — отъявленный реалист. Поэтому его сомнения придают проблеме дополнительную убедительность, главный религиозный вопрос предстает без всяких оболочек и заставляет читателя сопереживать. Свидригайлов тоже вопрошает о посмертной холодной пустоте, где ничего нет. Раскольников с Соней тоже говорят о бессмертии и вопрошают о воскресении. Мы улавливаем здесь страх Достоевского перед смертью, страх телесный, не опосредованный абстрактными соображениями. Таким образом, даже человек, который не имеет никакого отношения к богословию, тоже не смог не задать тех же самых вопросов.

Федор Павлович Карамазов попивает коньячок и вопрошает о смерти. Для Дмитрия сам факт постановки проблем о вечности, которые не имеют отношения к повседневным заботам, служит основанием для того, чтобы назвать Карамазовых философами. Это — философия по-русски. Фёдор Карамазов говорит о тех проблемах, которые Иван называет «вековечными».

Источник: Словарь персонажей произведений Ф.М. Достоевского / Накамура Кэнноскэ; пер. с яп. А.Н. Мещерякова. - СПб.: Гиперион, 2011