Художественные особенности поэзии Цветаевой

Сила цветаевских стихов — не в зрительных образах, а в завораживающем потоке все время меняющихся, гибких, вовлекающих в себя ритмов. Но эта изощренность интонационного строя — замедления, ускорения, перебои ритма — не является чисто внешним приемом, она отражает ритм переживаний. Порывистый и прерывистый характер поэтической речи выражает душевное состояние поэта именно сейчас, в данную минуту — стихи рождаются вместе со взволнованным дыханием, они еще не остыли от породившего их внутреннего жара. Ритм стихов Цветаевой — это дыхание ее поэтического существа.

Стремительно-эмоциональная ритмика дополняется богатством звуковой аранжировки: поэтическая ткань стихотворений скреплена аллитерациями (повторением одних и тех же согласных звуков в разных словах), звуковыми повторами (неоднократным употреблением одного и того же ключевого слова), звуковой перекличкой сходных по звучанию или синонимически-родственных слов. Рифмовка стихов (строк в строфе) — свежая и неожиданная, зачастую это лишь приблизительные рифмы, лучше сказать, концевые созвучия.

В эту стихотворную ткань надо вслушиваться (а не вчитываться!), чтобы через ритм и звук проникнуться настроем души, взлетом чувств и задыхающейся сиюминутностью переживаний поэта. С присущим ей максимализмом — видеть окружающих не такими, каковы они в действительности, а как диктует ее внутренний идеал — Цветаева и в стихах других, переводимых ею, поэтов искала то, что было главным для нее — звук и душу. «Я перевожу по слуху — и по духу (вещи). Это больше, чем смысл».

Мысль, смысл цветаевских стихотворений подчинены чувствованию и даже в формальном выражении (разделении на строфы) зависят от ритма. Внутренняя взволнованность, выраженная пульсирующим ритмом, настолько велика, что она выплескивается за грани четверостиший, строф, оканчивая фразу-мысль в неожиданном месте. Порывистый, стремительный ритм рвет плавное течение мысли, и в результате фраза дробится на отдельные смысловые куски. В тексте остаются только самые необходимые опорные фрагменты, акценты мысли, а все понятное само собой опускается, вместо него — тире, пауза. И в этой паузе, как бы на лету, возникают смысловые и образные ассоциации — из накала чувств и переклички слов, сходных по звучанию, но различных по значению.

Наряду с необычностью ритмического строя, смысловая сжатость, афористичность поэтической речи — еще одна характерная примета новаторского и неповторимого стиля Цветаевой. Формально это проявляется в выходе фразы за рамки традиционной строфы и в многочисленных паузах-тире.

Во многих стихах «зрелой» Цветаевой словесная сеть слагается в такие изощренные узоры, что понимание основного смысла дается с трудом. Но в этом — убеждение поэта, что стих не должен быть слишком облегченным. «Что есть чтение, как не разгадывание, толкование, извлечение тайного, оставшегося за строками, пределами слов... — писала она в статье „Поэт о критике" (1926).— Чтение — прежде всего сотворчество».

Цветаева утверждала, что ее творчество есть «преемственность и постепенность» и что «хронология — ключ к пониманию». Действительно, становление совершенно особого, ни на кого другого не похожего поэтического стиля Цветаевой происходило постепенно. «Почему у вас такие разные стихи? — спрашивала саму себя Цветаева и отвечала: — Потому что годы разные».

Источник: Русская литература XX века: Пособие для старшеклассников, абитуриентов и студентов / Под ред. Т.Н. Нагайцевой. - СПб.: "Нева", 1998