Композиция романа "Мастер и Маргарита" Булгакова М.А.

Перед писателем, обращающимся к жанровой разновидности романа о романе, стоит сложная композиционная задача: совмещение двух разных стилевых планов. С одной стороны, это повествование об истории романа, об обстоятельствах, сопутствующих его созданию, о той социальной и культурной среде, которая его породила. С другой стороны, это собственно романный текст, история создания которого становится сюжетообразующим фактором произведения. Сложность этой задачи для Булгакова усугублялась еще и тем, что Мастер пишет роман о событиях двухтысячелетней давности, обращается не только к принципиально иной социальной и исторической среде, но и к событиям, предопределившим духовную эволюцию человечества на тысячелетия вперед. Естественно, что существует огромная традиция повествования о них — от канонических текстов Евангелия до множества апокрифов, как древнейших, так и созданных в последнее столетие. К таким апокрифам можно, например, отнести рассказ Леонида Андреева «Иуда Искариот». Безусловно, текст, создаваемый Мастером, принадлежит к такого рода апокрифам.

Следовательно, перед Булгаковым стояла задача стилистически дистанцировать повествование о Москве 30-х годов и Ершалаиме начала нашей эры. Эту задачу писатель решает, вводя в московские главы образ повествователя. Ершалаимские главы созданы в совершенно иной стилистической манере. Здесь неуместны шутки, ироничный тон повествования, характеризующий московские главы. Это своего рода новый апокриф, претендующий на воспроизведение истины, апокриф от Воланда — недаром именно он санкционирует истинность всего изображенного.

Мысль об истинности «угаданного» Мастером заявляется Воландом в самом первом разговоре с Берлиозом. «— Ваш рассказ чрезвычайно интересен, профессор, — обращается к Воланду Берлиоз после того, как они с Бездомным услышали от него первую главу романа о Пилате, — хотя он совершенно не совпадает с евангельскими рассказами.

— Помилуйте, — снисходительно усмехнувшись, отозвался профессор, — уж кто-кто, а вы-то должны знать, что ровно ничего из того, что написано в Евангелиях, не происходило на самом деле никогда...» Вслед за тем Воланд берется подтвердить истинность написанного Мастером, ибо сам был свидетелем происходящего две тысячи лет назад.

Итак, если текст Мастера претендует на истинность, то в нем и не может быть стилистически выраженного образа повествователя, сознание которого преломляло бы описываемые события, интерпретировало бы их в том или ином ключе. Автор выступает лишь как скупой свидетель происходящего. Поэтому стилистически московские и ершалаимские главы совершенно различны.

Стилистика романа о Пилате не меняется в зависимости от того, как они введены в булгаковский текст, кто рассказывает о событиях; образ повествователя никак не выражен. Поэтому писатель может прибегнуть к различным сюжетным мотивировкам введения их в романную композицию. Это рассказ Воланда на Патриарших прудах (глава 2. Понтий Пилат), сон Иванушки в психиатрической больнице (глава 16. Казнь), чтение Маргаритой тетради Мастера (глава 25. Как прокуратор пытался спасти Иуду из Кириафа; глава 26. Погребение).

Но композиционное единство романа образуют не только сюжетные мотивировки включения в текст ершалаимских глав и их стилистическая дистанцированность. Два временных пласта соотнесены и на уровне проблематики, и на уровне композиции романа «Мастер и Маргарита».

Московские и ершалаимские главы во многом зеркальны. Их объединяет система персонажей. В обоих присутствуют две пары идеологов, конфликт между которыми определяет романную проблематику. Это, с одной стороны, Иешуа и Пилат, с другой — Воланд и Берлиоз. В обоих есть два героя, образы которых типичны для жанра философского романа, в котором они проходят путь от одной системы взглядов к другой: Левий Матфей (проследите путь этого героя от сборщика податей к последователю Иешуа) и Иван Бездомный. Явно соотнесены образы Иешуа и Мастера: для них зов нравственного императива оказывается выше любых других побуждений, но у обоих отсутствует активность, деятельное начало, что приводит к житейской и жизненной беспомощности и трагической слепоте. Именно поэтому оба оказываются жертвами предательства. Образы предателей тоже соотнесены: это Иуда и Алоизий Могарыч. Истории взаимоотношений жертвы и предателя тоже зеркальны в двух временных планах булгаковского романа. Это история дружбы и коварного корыстного предательства: Иуда получает тридцать тетрадрахм, а Алоизий Могарыч — квартирку Мастера.

Соотнесенность сюжетных линий двух временных планов обнаруживает, что добро без активности бессильно и бессмысленно. Поэтому в романе и появляется Воланд, воплощение активности и всесильного деяния.

Композиционное единство романа создается еще и тем, что Булгаков, создавая апокриф от Воланда, в московских главах пародирует некоторые христианские мотивы и обряды. Во сне Никанор Иванович Босой видит, что «какие-то люди с золотыми трубами в руках (ангелы?) подводят его, и очень торжественно, к большим лакированным дверям» (врата рая? Или ада?), после чего он слышит глас с небес: «— Добро пожаловать, Никанор Иванович! Сдавайте валюту!»

Погоня Ивана Бездомного за шайкой Воланда, начавшаяся на Патриарших прудах и завершившаяся появлением в весьма странном виде в МАССОЛИТе, пародирует обряд крещения: Иван тогда действительно заново рождается, с того вечера начинается эволюция героя. В метаниях по Москве (здесь его черт водит, Булгаков реализует поговорку) Иван забирает в квартире, где он неизвестно зачем оказался, бумажную иконку и венчальную свечу. После этого, искупавшись в Москве-реке (приняв крещение водой), он обнаруживает, что приятный бородач, которому он поручил свою одежду, благополучно исчез, оставив взамен свои полосатые кальсоны, рваную толстовку, свечку, иконку и коробку спичек. В новом облачении, в разорванной беловатой толстовке с приколотой на груди бумажной иконкой неизвестного святого, с зажженной венчальной свечой появляется Иван Бездомный в ресторане Дома Грибоедова.

Источник: Голубков М.М. Русская литература ХХ в.: Учебное пособие для абитуриентов вузов. - М.: Аспект Пресс, 2003