Андрей Белый: симфонии

Андрей Белый, симфонии которого мы рассмотрим, - один из самых известных символистов начала 20 века. В его творчестве отразились многие черты этого течения модернизма. В частности, символисты считали первоосновой музыку и делали особый акцент на музыкальности своих произведений. Поэтому столь необычные стихотворения написал Андрей Белый – симфонии. Предлагаем познакомиться с ними поближе.

Всего Белый написал четыре симфонии, но четвертая, «Кубок метелей», создана гораздо позже первых трех, в 1908 году; симфонии принесли Белому славу — разумеется, не среди широкой публики, но среди узкого круга избранных. Можно согласиться с Виктором Шкловским, что из них вышла новая русская проза — проза, основанная не на повествовательном начале, но на контрапункте тем и сегментации фраз, а подчас даже слов, что по тем временам было абсолютно ново.

Если «Северная симфония» (1903) очень сильно «привязана» к Югендстилю, если она своей всеобъемлющей космической печалью, мрачными великанами, скачущими в вечной ночи, рыцарями, чающими заоблачных грез и слышащими вокруг себя шорохи Смерти, вызывает в памяти полотна Бёклина, то «Драматическая симфония» (1902) демонстрирует другую важную для Белого черту — склонность к сатире; симфония начинается гротескными картинами Москвы в Троицын день, палимой солнечными лучами и хмельной от мистицизма. Москвы, небо над которой затянуто гигантской «леопардовой шкурой». Оригинальные «урбанистические» эпизоды изображают пешеходов, движущихся мимо подвальных окон или снующих по лестницам больших магазинов.

Герой симфонии, Мусатов, видит во сне погребение Европы: перед ним чередой, словно могильщики, проходят все великие творцы века, чьи имена заменены перифразами (среди них Толстой, Нищие и Метерлинк — «бельгийский затворник»). Мусатов, постепенно теряющий рассудок, воображает, будто узнал число Зверя, и, оказавшись в обществе ворчливого господина в нижнем белье, открывает, как ему кажется, «мир четвертого измерения»: ощущение он при этом испытывает такое, как если бы его бросили голым в африканский муравейник!

Увлекательная и забавная словесная игра сливает воедино мистические бредни и нелепую, дерзкую поэзию. Чередование синтаксических фрагментов, реминисценции из романсов и стихов, дробность мира, словно увиденного фасеточными глазами насекомых, — все это создает совершенно новую поэтику, немного напоминающую любимую в доме Соловьевых игру в «портреты» — смесь кружковой пародии, нелепых газетных новостей и гротескных афоризмов; однако у Белого смесь эта превращается в текст, в совершенно новое единство... Новизна симфонии подчеркнута даже графически — нумерацией фраз-строф.

Студент Александр Блок прочел симфонию и послал в журнал Мережковского статью о ней, а точнее — мистическое приветствие автору. Рецензию на симфонию написал и живший в Нижнем Новгороде Эмилий Метнер, который десятью годами позже, в 1912 году, на страницах «Трудов и дней» отметил юбилей двух симфоний, ставших началом русской модернистской прозы. Таким образом, на зов Белого откликнулись два его главных единомышленника.

Третья симфония создана вскоре после двух первых; ее тема — «возврат» к жизни души, попавшей в плен перевоплощений. Открывает симфонию длинный пролог, изображающий ребенка, которого подстерегают змеи (Геракл); затем сюжет развивается с уклоном в патологию: химик Хандриков, сражающийся с могучим противником (Ценхом), попадает под влияние доктора Орлова, который увозит его в психиатрическую клинику на берегу пруда и внушает ему мысль утопиться. Параноическая атмосфера, царящая в «Петербурге» и в позднем романе «Маски» (1932), впервые возникает под пером Белого уже в этой симфонии. Орлов олицетворяет вечность и является перед Хандриковым в бане (символ вечности для Свидригайлова), где его будущий пациент осознает, что попал в тенета вечного возвращения: «Все Хандриковы, посеянные в пространстве и периодически возникающие во времени, одинаково моются». В длинной речи, которую Хандриков произносит, прежде чем впасть в безумие, он утверждает ирреальность человека, способного познать себя лишь в зеркале.

В 1907 году Белый заканчивает четвертую симфонию, историю "современной души", в предисловии к которой он объясняет, что произведение подчинено конструкции, что темы и их контрапункт предопределен музыкальной структурой. Благодаря колдовским, почти шаманским повторам эта симфония — одно из самых волшебных созданий Белого. Исполненная тоски, ностальгии по незаходящему солнцу, «солнечному золоту», сверкающему днем и ночью, она обращает свет в звук, а звуки в солнечные лучи: вся земная жизнь алчет воскрешения. Три грандиозных и святотатственных «ектеньи буре» оканчиваются молитвой: «Вьюге помолимся»; это — поразительные повторения аллитераций в вихре звука и света. Сюжет, полугротескный, полумистический теряется в этом контрапункте тем; время от времени в действие вступает «шайка мистиков», и одной фразой Белый уничтожает своих тогдашних противников — сторонников «мистического анархизма» и «экспроприаторов» символизма.

Вот такие произведения написал Андрей Белый. Симфонии способствовали встрече москвича Белого с петербуржцем Блоком. Переписка их началась в 1903 году и шла очень оживленно в 1904—1905 годах, а затем отношения поэтов омрачила несчастная любовь Белого к жене Блока Любови Дмитриевне, воплощенной «Софии», которой Белый и его друзья «аргонавты» (С. Соловьев, Петровский) поклонялись неистово и страстно. Переписка Блока и Белого — основной документ для биографий обоих поэтов. Много позже, в 1923 году, Белый дал к ней свой комментарий. Необходимым дополнением к этой переписке являются мемуары Л.Д. Блок, излагающие гораздо более земную версию событий.

Источник: История русской литературы: ХХ век: Серебряный век / Под ред. Ж. Нива, И. Сермана и др. – М.: Изд. группа "Прогресс" – "Литера", 1995