Анализ произведения Л.Н. Толстого "Казаки"

Повесть «Казаки», над которой Толстой работал почти 10 лет (1852—1862), долго не складывалась именно потому, что не удавался финал; противоречие, лежащее в основе сюжета, не находило своего разрешения.

В «Люцерне» герой — «естественный человек» оказывается в круге европейской цивилизации, в «Казаках» человек культуры помещен в мир «естественных людей» — гребенских казаков. Герой повести — Дмитрий Оленин, молодой московский дворянин, желая разорвать путы условностей и ошибок богатой и праздной жизни, отправляется на Кавказ, в мир природный и дикий, чтобы, в соответствии с книжными представлениями, найти там новую жизнь, любовь и счастье. Руссоистский сюжет строится у Толстого на других основаниях, чем в пушкинской поэме «Цыганы» (1824) или лермонтовской «Бэле» (1839). Мечта о настоящей любви осуществляется: Оленин влюбляется в красавицу-казачку Марьяну, но эта любовь не развертывается в драму столкновения эгоизма героя и вольности дикарки. В толстовской повести нет романтической проблемы свободы — герой хочет связанности с другими людьми, хочет подлинных отношений, гармонии с собой и другими. В мире казаков его притягивает целостность, единство с природой, правдивость и красота естественности. Символом этой жизни оказываются в повести высота и «нежные очертания» кавказских гор. Красота гор, о которой Оленин так много слышал, стояла в его сознании рядом с такими общепризнанными ценностями, как «музыка Баха» и возвышенная любовь. Толстой фиксирует в описании момент резкого перехода от мечты к реальности: горы открываются внезапно и название этого увиденного, в котором уже заключены все культурные смыслы, не совпадает с впечатлением: Толстому приходится изобрести особый «язык» — музыкально-ритмический, с поэтическими рефренами, чтобы через «остранение» передать состояние героя.

Подобное чувство причастности «божески-всемирной жизни», пантеистическое «все во мне и я во всем», усиленную радость бытия Оленин позже переживает на охоте, когда, остановившись в зарослях южных растений, ощущает себя не дворянином Олениным, а оленем, фазаном — одним из мириады существ, включенных в природно-космическое целое. Полюбив, он чувствует себя «рамкой, в которой отразилось божество», частью бесконечности, ему кажется, что, поняв Марьяну, тайну ее красоты, силы и спокойствия, он сможет разгадать загадку жизни. Однако этот порыв Оленина к освобождению от ограниченности своего существования наталкивается на преграду — мысль о смерти. Природный мир живет в круговороте рождений и смертей, необходимости борьбы за существование, он не различает добра и зла. Здесь нет закона «Не убий!», казаки и абреки убивают друг друга, как на охоте, без чувства вины и сожаления. Оленина ужасает природный закон, сформулированный старым казаком Брошкой: «Сдохнешь <...> трава вырастет на могилке, вот и все». У казаков есть подлинная жизнь, сообщество рода, любовь к семье, мудрость опыта, но Оленину нужно большее, нежели родовая связанность со «своими»: он хочет подлинного союза с людьми, естественного и вместе с тем морального. Он хочет счастья вечного и несомненного, такого, которое не может быть отнято судьбой, обстоятельствами и служит основанием бессмертия. Такой несомненностью представляется ему только одно — христианская любовь, способность личности расшириться до самоотдачи, самопожертвования ради другого. Эта мысль открывается Оленину как внезапно вспыхнувший свет, осветивший жизненную цель: жить для других, делать добро, «раскидывать паутину любви». Сознание Оленина оказывается разорванным между двумя полюсами: его притягивает простая жизнь казаков, где нет рефлексии, но есть сила, правда и красота первобытности, сила внеморального утверждения жизни, и вместе с тем в нем говорит разум человека культуры, стремление личности сохраниться и продолжиться в вечности. Попытка преодоления конечности существования через абсолют любви-самоотвержения заканчивается неудачей: Оленин не понят Лукашкой, отвергнут Марьяной. Соединить «добро» и природность оказывается невозможным.

Жизненность смертна, но при попытке найти путь к бессмертию в самоотвержении христианской любви у толстовского героя возникает смутное ощущение подлога, притворства. Ответ на вопрос «как жить? где истина?» не найден. Однако в конце своего дневника Оленин запишет: «Я мучаюсь, но прежде я был мертв, а теперь только живу»: рефлексия, поиски смысла существования тоже оказываются проявлением жизни.

В повестях Толстого 1850-х гг. путь познания мира намечен в двух направлениях: через бессознательное, природное, где человек оказывается в вечном круговороте родовой жизни, непосредственных связях с другими людьми, циклическом времени; в одиноком поиске личности, символ которого — линейное движение, восхождение, духовная вертикаль. Эти два устремления в «Казаках» сталкиваются в одном герое и вступают в неразрешимое противоречие.

Источник: История русской литературы XIX века: в 3 т. Т. 3 / под ред. О.В. Евдокимовой. - М.: "Академия", 2012