Меню сайта
Статьи » Литература 19 века » Пушкин А.С.

"К морю" (Пушкин): подробный анализ стихотворения

  • Статья
  • Еще по теме

Стихотворение Пушкина «К морю»  начинается с мотива прощания с морем, который имеет автобиографическую основу: поэт уезжает из Одессы в Михайловское. Кроме этого, расставание с дорогим краем обращает к образам поэмы Байрона, так как лирический герой, как и Чайльд-Гарольд, после него ощущает, что «сердцем опустел».

Для лирического героя элегии «Мир опустел» не только из-за разлуки с красотой прибрежных скал, заливов, бликов на воде (строфы 14—15), но в связи с тем, что для него не осталось в мире друга, собеседника. Как и лирический герой Жуковского («Море»), он обращается к морю как к живому существу (у Жуковского оно «живо», «дышит», лирический герой Пушкина слышит его зов, «как друга ропот» — строфа 2).

В стихотворении «К морю» (Пушкин), анализ которого нас интересует, пятнадцать строф, четырехстопный ямб, перекрестная рифма в четверостишиях, строфы 5, 6, 13 — пятистрочные со сложной рифмовкой.

Две начальные и две заключительные являются обращением к морю со словами прощания. В этих четверостишиях возникает пейзажная зарисовка: голубые волны запомнились постоянным шумом, гулом и гордой, торжественной красотой. Последнее четверостишие обрисовывает природу тех мест, куда направляется лирический герой,— это равнина, молчаливая «пустыня», в которой он не надеется найти гармонии (в морском пейзаже перед ним были «И блеск, и тень, и говор волн»).

Природа на морском побережье встречала его «шумом призывным», в ней он находил соответствие своему идеалу («Моей души предел желанный!»). Идеал — это не только красота и гармония, как у Жуковского,— море воплощает абсолютную свободу. Его порывы своенравны, неодолимы, в них не только стремление разогнать темные тучи, но и прихоть, игра стихии (как и у Жуковского, море — бездна, но лирический герой Пушкина не «очарован» ее таинственной «тревожною думой», а вслушивается в «отзывы», «глухие звуки», воспринимающиеся как сопереживание «заветному умыслу» о «побеге»).

Как в «Море» Жуковского, в анализируемой элегии Пушкина картина природы становится аналогией (от греч. «сходство в каком-либо отношении между предметами, явлениями, понятиями») состоянию души лирического героя. В отличие от предшественника, Александр Сергеевич вносит в разработку философской проблематики психологическую конкретность. Обращение к морю мотивировано (от франц. «обосновано») ощущением одиночества, заставляющего искать дружеского участия в гуле прибоя, который один отзывается на потребность в дружеском понимании для «тихого и туманного» невольника, которому «не удался» побег от «скучного, неподвижного брега». Скрытый мотив узничества, оков усиливает значение свободы. Воля — и умозрительный идеал, и заветная мечта, настоятельное требование. Они сливаются в ощутимом переживании, выраженном, благодаря признаниям в том, что лирический герой любил («Как я любил твои отзывы...»), к чему стремился («...рвалась душа моя...»), о чем мечтал («Не удалось навек оставить...»), и в то же время слитом с этими чувствами размышлении об идеале свободы.

Море предстает воплощением идеи абсолютной свободы: это стихия, хаос, бездна. Им правит «прихоть», непонятная и враждебная для людей, но вызывающая восторг, так как в ней проявляется первозданная мощь природы.

Человек беспомощен перед силой природы, как и в борьбе с роком, но, отважно вмешиваясь в игру стихий, он демонстрирует значительность личности, становится героем, вступающим в схватку с предрешенным концом, не изменяя своей натуре, следуя «заветному умыслу».

В 3—7 четверостишиях стихотворения картина моря приобретает обобщенность, становясь развернутой метафорой вселенной, где можно увидеть и гармонию («тишина в вечерний час» и «глухие звуки», грусть и восторг, смиренность и своенравие, движение и неподвижность), и противоречивость. Нельзя преодолеть антитезу между идеалом и действительностью, стремление к абсолюту неодолимо, но оно вызывает падение, гибель. Только в воображении можно «навек оставить» землю; душа рвется из ее плена «вотще» (тщетно, напрасно, безуспешно). Мысль о безысходной участи человека подчеркнута строфическим изменением: в 5—6-й строфах, содержащих не четыре, а пять строчек, речь идет о тонущих по воле моря кораблях и о неудаче лирического героя, который не смог осуществить «поэтический побег» (автобиографическая деталь, скрытая в этом образе,— это мечты Пушкина об отъезде из России, который стал бы побегом из ссылки; именно так, несмотря на видимость перевода по службе на юг, расценивалось современниками его вынужденное путешествие). К этому его призывал друг, океан, идеал: важное значение имеет употребление прилагательного («неодолимый» — строфа 5) и глагольных форм прошедшего времени (строфа 7), позволяющих зафиксировать мужской род того, к кому обращено признание в неосуществившейся мечте:

Но ты взыграл, неодолимый...

Ты ждал, ты звал... я был окован;

Вотще рвалась душа моя;

Могучей страстью очарован,

У берегов остался я...

В английском языке возможно было только назвать адресата обращений, как это происходит у Байрона, потому что там отсутствует категория рода, в русском же намек соединяется с расширительной трактовкой, все значимые для автора понятия просвечивают за местоимением «ты». Сближение моря с живым существом приводит к олицетворению (персонификации), что позволяет найти в явлении природы одушевленность, способность чувствовать, звать, ждать.

В строфах 8—12 взгляд лирического героя обращается к примерам личностных ориентиров в реальности. Он не жалеет о том, что не мог освободиться от «могучей страсти», приковавшей его к берегам, «скучным, неподвижным», но ставшим пристанищем пред- мету его земных желаний. Ему некуда устремить путь, потому что тех, чья судьба навевала думы о славе, величии, гениальности, уже нет. В отличие от оды «Вольность», где лирический герой «ненавидел» Наполеона («Самовластительный злодей!/Тебя, твой трон я ненавижу...»), читая на его челе «печать проклятия», обвиняя в узурпации (от лат. «присвоение чужих прав»), насильственном захвате власти над «народами», в элегии «К морю» он вызывает «Воспоминанья величавы». В контексте стихотворения Наполеон воплощает славную, поражающую воображение страницу в истории, что связано со стремлением утвердить правду «своенравных порывов» личности, пытающейся освободиться от любых общественных пут.

Другим образцом необыкновенной личности становится певец моря, «оплаканный свободой», борец за нее, заслуживший, благодаря этим двум особенностям, благодарную память, «венец» славы. В этом портрете легко узнается Байрон, покинувший в 1816 г. Англию, чтобы стать участником национально-освободительного движения в Италии и Греции.

После смерти Наполеона (1821) и Байрона (1824) опустошенность и одиночество лирического героя стали абсолютными, на земле не осталось примет идеала личности, которые могли поразить, взволновать, заставить размышлять. Одним из предметов дум является судьба гения: «почил среди мучений» Наполеон, умчался, «как бури шум», великий поэт. Их земное бытие — пример безысходности, бессмысленности попыток преодолеть земную природу. «Благо» неограниченной свободы, в представлении лирического героя, превосходит значение просветительских установлений, стесняющих могущественную, неукротимую личность, неподвластную законам общества:

Судьба людей повсюду та же:

Где благо, там уже на страже

Иль просвещенье, иль тиран.

Стихотворение Пушкина «К морю» наполнено романтической жаждой величавых, торжественных, «глубоких и мрачных», страстных, неповторимых впечатлений. Личность в нем обрисована так же, как романтический образ, в чем важную роль играет пейзаж. Лирическому герою близка стихийная мощь «порывов» океана, ему он готов поверить «заветный умысел», от него ждет избавления, замышляя побег. «Гробницей славы» Наполеона стала «одна скала» (этот образ является синекдохой (от греч. «частный случай», употребление названия части для обозначения целого, или наоборот), остров Св. Елены. Оплакан шумом бурного моря его певец, видевший свою цель в том, чтобы воспеть его как символ вольнолюбия, могущества («Он духом создан был твоим...»).

Однако одушевление идеалом абсолютной свободы предстает одним из этапов в эволюции лирического героя. Вопреки неизменному давлению судьбы, мир для него не является замкнутым. Дорога в будущее открыта, что выражается в идее движения, духовного пути. Сквозным мотивом является расставание с прошлым: слова прощания обрамляют текст («Прощай, свободная стихия!» — «Прощай же, море!»), но жизнь продолжается:

О чем жалеть? Куда бы ныне

Я путь беспечный устремил?

...

Теперь куда же

Меня б ты вынес, океан?..

В леса, в пустыни молчаливы

Перенесу, тобою полн...

Земная природа в стихотворении Пушкина не только отражение небесной красоты и гармонии, но сама по себе «предел желанный» для лирического героя. Если у Жуковского основным эпитетом моря был «лазурное» («Безмолвное море, лазурное море...»; обращение двукратно повторяется), основанием чего была мысль об отражении в воде «светозарной лазури» неба, его чистоты и сладостного блеска («Ты льешься его светозарной лазурью,/Вечерним и утренним светом горишь...» — «Море»), то в пушкинской элегии море имеет множество характеристик. Оно голубое, шумное, волнующееся, водяные валы похожи на хребты гор, на побережье видны и скалы, и заводи, его гул памятен «долго-долго», как и прогулки по берегу, проходившие «часто», а «теперь» воспринимающиеся как прошлое общение с другом, то грустным, то своенравным, но всегда дорогим, внимательным к настроению необычного собеседника («Твой грустный шум...», «Как я любил твои отзывы...» и др.). Блеск и краса у моря тоже собственные, не отраженные (море блещет «гордою красой»), о них нельзя забыть («Не забуду/Твоей торжественной красы...»).

С богатством и многообразием окружающего мира связано и стремление к насыщенности духовной жизни. Человек вносит в природу сопереживание, осмысление; блеск и тень, молчание и говор волн претворяются в его творчестве. В образах стихотворения «К морю» Пушкина, анализ которого мы провели, есть то, что позволяет преодолеть пессимизм, появляющийся из-за несоответствия действительности высокому идеалу. Величава участь Наполеона, «ничем не укротим» дух певца свободы, «могучая страсть» заставляет лирического героя отказаться от «пути беспечного». Душа, исполненная света вечного идеала, открыта для любви и совершенствования. В строфе 10 появляется местоимение «мы» («от нас», «наших дум»), свидетельствующее о возможности преодоления романтического одиночества. Мироощущение лирического героя — часть природы, его голос вливается в ее «говор» (образ шума, говора волн, встречаясь в строфах 2 и 15, обрамляет лирическое излияние).

Источник: Буслакова Т.П. Как анализировать лирическое произведение. - М.: Высш. шк., 2005

Понравился материал?
12
Рассказать друзьям:
Просмотров: 13239