"Я помню чудное мгновенье...": анализ стихотворения

Стихотворение «Я помню чудное мгновенье...», обращенное к скрытому адресату («К***»), имеет реальную жизненную основу, так как было подарено поэтом предмету его чувства — Анне Петровне Керн. Знакомство с ней произошло в доме родственника Керн (президента Академии художеств А.Н. Оленина, жене которого А.П. Керн приходилась племянницей), во время пребывания Пушкина в Петербурге, еще до ссылки, в 1819 г. Во второй раз они увиделись через шесть лет. В это время поэт находился в Михайловском на положении ссыльного. Владелицей соседнего с Михайловским имения, Тригорского, оказалась родственница Керн, П.А. Осипова, в семье которой он был радушно принят. Анна Петровна заезжала к Осиповой на несколько недель по пути в Ригу. Уезжая из Тригорского, она получила в дар от автора экземпляр второй главы романа в стихах «Евгений Онегин», куда было вложено послание «К***».

Первая строфа (всего в стихотворении шесть четверостиший, четырехстопный ямб с перекрестной рифмовкой) обращает к прошлому, когда произошла встреча, которую лирический герой вспоминает как видение идеала. Выявить смысл впечатления помогает осознание реминисцентного фона. Образ «гений чистой красоты», с которым сравнивается возлюбленная, принадлежит В.А. Жуковскому (стихотворение «Лалла Рук», 1821, являющееся интерпретацией одноименной поэмы Т. Мура). Для него это ангел, воплощение небесного идеала красоты. Кроме напоминания о конкретном произведении, реминисценция важна и в связи с тем, что вызывает в памяти целый ряд характеристик идеала в творчестве романтиков. У Жуковского красота — это «гость... с вышины», навещающий поэта во сне, в воспоминаниях, мечтах, озаряющий земную жизнь «на минуту», которая помнится долго, «неразлучна с сердцем».

Лирический герой Пушкина вспоминает, что встреча с милой («милые черты») вызвала пробуждение эмоций и напомнила о земных проявлениях божественного начала, то есть и чувство, и мысль ожили в нем в одно мгновение, что и сделало его волшебным, «чудным»:

Я помню чудное мгновенье:

Передо мной явилась ты,

Как мимолетное виденье,

Как гений чистой красоты.

На возлюбленную падает свет небесного идеала, и ее черты приобретают возвышенность и нежную, прекрасную таинственность. Эти впечатления сохраняются и в разлуке, контрастируя с «шумной суетой» обыденности. Но они звучат все глуше (в показе смолкающей душевной бури решающее значение имеет мотив голоса, возникающего в памяти, но потом забытого — строфы 2—3) на ее фоне, реальность прошлого только снится:

Бури внешнего мира сильнее времени, не влиявшего на безнадежную любовь лирического героя, но даже они не властны «рассеять» (как их порыв «Рассеял прежние мечты») его приверженность идеалу. Четвертая строфа, центральная в композиционном разделении шести четверостиший на две части (по три строфы), где внимание сосредоточено на двух этапах любви. Если в первых трех строфах стихотворения «Я помню чудное мгновенье...», анализ которого нас интересует, создается образ возникшего несколько лет назад чувства, которое томило своей безнадежностью целые годы, то в заключительных — переживание меняет характер, становится внутренним ощущением. И тогда все внешнее отодвигается на второй план. В стихотворении нет мотива романтического выбора между двумя мирами, мечты и жизненные бури, «томленье грусти безнадежной» и «тревоги шумной суеты» наполняют бытие лирического героя, делая его богатым и разноплановым (звучат голос нежный и шум бури и суеты). Значение сосредоточенности на внутренних аспектах подчеркнуто в связи с открытием их животворящего (Жуковский) смысла: в них проявляется божественное начало. Мрак заточенья становится метафорой земной темницы, где бесконечно тянутся пустые дни лирического героя (пустота подчеркнута благодаря пятикратному повторению предлога «без»):

В глуши, во мраке заточенья

Тянулись тихо дни мои,

Без божества, без вдохновенья,

Без слез, без жизни, без любви.

Любовь выделена среди всех переживаний, выводу о том, что она главное, чего лишен лирический герой, способствует восходящая интонация, представление о которой возникает благодаря перечислению. Вершиной, куда она приводит, становится слово «любви». Помимо интонационных, возвышению понятия помогают фонические художественные средства, необычность рифмовки. В четырех из шести строфах использованы одинаковые созвучия в мужской рифме (в первой и пятой они повторяют друг друга: ты — красоты; в четвертой появляется новая рифма, задачей которой и становится выделение ключевого слова (мои — любви). Этот эффект подчеркнут и тем, что в женской рифме строфы нет новизны, она созвучна с окончаниями нечетных срок в первом четверостишии (заточенья — вдохновенья — мгновенье — виденье).

На смысловом уровне значение любви утверждается благодаря тому, что с ней связано воскресение лирического героя, пробуждение его души. Впечатление повторяется, он снова переживает (строфа 5) «чудное мгновенье» (выделен дословный повтор образов первой строфы):

Душе настало пробужденье,

И вот опять явилась ты,

Как мимолетное виденье,

Как гений чистой красоты.

Любовь наполняет сердце, подобно идеалу, одухотворяя Божественным светом земной мрак. В контексте анализируемого стихотворения «Я помню чудное мгновенье...» Пушкина чувство оказывается не менее важным, чем стремление к бесконечному, и, в связи с воспроизведением субъективно-психологических переживаний, предстает ощутимым и убедительным проявлением духовности. В последней строфе речь идет о совершенном им чуде — после тревог, разочарований, опасностей, волнений, мрачных предчувствий, одиночества сердце снова бьется в упоенье, воскресли надежды и творческие мечты.

Восходящая интонация ведет дальше, и на вершине снова высвечивается главный ориентир (интонационному возвышению, оживляющему устное прочтение, существующему в сознании читателя, благодаря внутреннему слуху, способствует перечисление — для чего использовано семикратное повторение союза «и»). Слово «любовь» выделяется и благодаря новому созвучию. Если женская рифма шестого четверостишия повторяет ту, которая была использована в первой, четвертой и пятой строфах (упоенье — вдохновенье, рифмующиеся с нечетными строчками этих четверостиший, заканчивающихся словами: «мгновенье— виденье» — 1, «заточенья — вдохновенья» — 4, «пробужденье — виденье» — 5), то мужская построена на ассонансе «о» (вновь — любовь). Он побуждает вспомнить о созвучных словах в предыдущем тексте, среди которых были признания в долгой памяти о мимолетном впечатлении (помню, передо мной, мимолетное, тревогах, годы, слез — в этих словах «о» на ударной позиции) и образ, выражающий ощутимость воспоминания: «Звучал мне долго голос нежный...» Вместе с повторами звуков «е» (помимо рифм, слова «гений, томленья, рассеял, прежние, небесные, душе, сердце, воскресли»), «и» («явилась, чистой, снились, милые, твои, жизни») и «у» («чудное, грусти, шумной, бурь») ассонанс «о» придает неповторимую музыкальность стихотворению. В последнем четверостишии он звучит как завершающая тоника (основной, опорный тон):

И сердце бьется в упоенье,

И для него воскресли вновь

И Божество, и вдохновенье,

И жизнь, и слезы, и любовь.

Последний аккорд завершает развитие лирического сюжета, где были и чудные мгновенья, и годы безнадежных переживаний, и дни заточенья, оптимистической эмоциональной нотой. Внутренняя жизнь лирического героя предстает целым миром, где царят красота и гармония. Ее звуковая, фоническая характеристика не случайна, так как впечатление согласованности, стройности, соразмерности легче и убедительнее передать музыкальными художественными средствами (гармонией, от лат. «соразмерный, слаженный», называется область выразительных средств в музыке основанных на объединении тонов в созвучия и их связи между собой). Валерий Яковлевич Брюсов, один из основателей русского символизма, назвал пушкинское мастерство в создании словесных симфоний (от греч. «созвучие») «звукописью» (одна из множества работ Брюсова о поэзии Пушкина называется «Звукопись Пушкина», 1923). Если вам, вслед за Брюсовым и многими другими литераторами и филологами, интересно приоткрыть тайны дарования великого поэта, придется не интуитивно, а вполне сознательно и вдумчиво рассмотреть его стихотворение.

Попробуйте прочесть стихотворение Пушкина «К***» вслух, воспроизводя восходящую интонацию в четверостишиях 4 и 6 (последние строчки строф, где звучат повторяющиеся предлоги или союзы), как будто поднимаясь на вершину, где царит завершающее строфу слово («любви», «любовь»). Кроме этого, постарайтесь услышать мелодию, создаваемую ассонансами на сильных местах в тексте, их соединением с полугласным и сонорными. Она прозвучит мажорно (от лат. «больший», музыкальный лад, устойчивые звуки которого создают бодрое, радостное настроение), несмотря на безнадежность, подавленность, выраженные в содержании. Во второй — четвертой строфах, где речь идет об одиночестве лирического героя (грусть безнадежная, милые черты лишь снятся, а потом и вовсе забыты, дни в глуши, во мраке заточенья), о его тяжелых переживаниях, звуковые повторы построены на тех же согласных, что и в передающих совсем другие чувства первом, пятом и шестом четверостишиях. «Н», «м», и «л» с гласными образуют мелодичные сочетания: томленьях, звучал мне долго голос нежный, снились милые, дни мои и др. Соединение в рамках одного стихотворения «Я помню чудное мгновенье...», анализ которого мы провели, разнонаправленных эмоциональных тенденций позволяет выразить гармоничное мировосприятие.

Оно становится характерной особенностью лирического героя в пушкинских стихотворениях, проявляя его стремление принять жизнь во всем многообразии ее черт, совместить внимание к подробностям с обобщением, непосредственность с философской углубленностью. Для него нет в мире ничего однопланового и законченного. Для его души «Иль слишком мало всех, иль одного довольно» («От многоречия отрекшись добровольно...», 1825), все зависит от того зеркала, где отражается реальная ситуация. Но приближает ли оно детали или позволяет взглянуть на жизнь в целом, над полотном всегда видно «солнце бессмертное» («Вакхическая песня», 1825), настоящее воспринимается как этап («Все мгновенно, все пройдет;/Что пройдет, то будет мило». — «Если жизнь тебя обманет...», 1825), остановленное волей художника мгновение, прекрасное, «чудное» или тоскливое, мрачное, но всегда милое своей неповторимостью.

Источник: Буслакова Т.П. Как анализировать лирическое произведение. - М.: Высш. шк., 2005