Романы Мамина-Сибиряка: анализ произведений

Текущая действительность, непосредственная, нагая, стала главным предметом изображения и в романах Д.Н. Мамина-Сибиряка. Социально-бытовые формы этой действительности у него те же, что и у многих современных ему писателей. В большинстве его романов предстает «эпоха шествия капитала, хищного, алчного, не знавшего удержу ни в чем», предстает жизнь эксплуатируемых масс, крупной буржуазии, разночинной интеллигенции.

Но в картинах жизни, талантливо и далеко не бесстрастно нарисованных писателем, есть резко, смело расставленные мировоззренческие, эстетические акценты, которых нет ни у П. Д. Боборыкина, ни у И. Н. Потапенко, ни у А. Лугового.

Мамин-Сибиряк, отмечал дореволюционный исследователь, «любит жизнь и все живое безотчетно и безоговорочно. Жизнь, ее движение, пестрота и краски — привлекают его сами по себе, стихийно, иррационально». Изобразительность и колоритность — самые сильные стороны его романного письма: образы дикой уральской природы (с которой были связаны лучшие жизненные впечатления писателя), герои, исполненные удали, силы и широты, массовые сцены, — все это писано с любовью и щедростью. На этих страницах преобладают сочные и свежие тона, которые в других местах употребляются писателем гораздо скупее. Одновременно, стремясь к объективности, видя в точной передаче настоящего положения дел главное назначение романиста, Мамин-Сибиряк в изобильных и выразительных подробностях воссоздает общественно-бытовую действительность капиталистической России.

Вместе с тем проводимая в его романах жесткая социально-критическая тенденция нуждалась в обосновании соответствующими фактами жизни, чему и служат плотно составленные, даже нагромождающиеся друг на друга картины беспощадной борьбы за существование, цинической конкуренции хозяев, жесточайшей эксплуатации, грязного быта и свирепых нравов в горнозаводских поселках. Здесь автор нередко сгущает краски, добиваясь того же эффекта, тех же бьющих по нервам впечатлений, к которым стремились писатели-натуралисты. Его романный мир не вырастает органически на широком жизненном поле — за исключением пейзажных частей и некоторых эпизодов из народного быта — он чаще всего строится из того специального материала, который необходим для достижения познавательной и идейной цели романа.

В романе «Золото» (1892) Мамина-Сибиряка предстает повседневная жизнь приисков. В плане социально-экономическом рисуется картина типичной капиталистической анархии: казенное управление Балчуговского завода хищнически эксплуатирует прииски, забрасывает начатые жилы; вокруг них разгорается «золотая лихорадка», частное старательство, в котором развращается и разоряется население округи. Темные махинации, пьянство, уголовщина распространяются в устрашающих размерах, компания золотодобычи разоряется. «И это в такой местности, — резюмирует Мамин-Сибиряк языком социолога-публициста, — где при правильном хозяйствовании могло бы благоденствовать стотысячное население и десяток таких компаний».

Подобное заключение, однако, не означает, что писатель видел выход в «культурном» развитии капитализма в России. Его демократические и народнические симпатии вызывали в нем враждебное отношение к «власти капитала». Но вопрос о той или иной перспективе общественно-исторического развития мало занимал Мамина-Сибиряка. Писатель был целиком сосредоточен на моменте настоящем, на сегодняшнем состоянии жизни, что и соответствовало главной ориентации литературы 80—90-х гг.

В «Приваловских миллионах» (1883) развертывается социальная среда, центр которой — Шатровские заводы. Вокруг них — темный и мутный круговорот повседневной жизни. Сам Сергей Привалов, с его прекраснодушными намерениями реформировать горное дело, мошенник Половодов, наживающийся на приваловском наследстве, хваткий делец Ляховский, адвокат Веревкин, кабинетный мыслитель Лоскутов, хищная Хиония и эгоистичная Зося, и едва ли не единственная светлая душа в романе — Надя Бахарева, — все вовлечены в этот круговорот, подробно, в обыденных мелочах воспроизводимый писателем. Всякий духовный порыв, голос совести, разума тонет «в этом стройном и могучем хоре себялюбивых интересов, безжалостной эксплуатации, организованного обмана и какой-то органической подлости». Это остро ощущает Привалов, в отчаянии готовый покончить с собой.

Еще непригляднее и безобразнее тот жизненный хаос, который открывается в романах «Горное гнездо» (1884) и «Бурный поток» (1885). В первом, как всегда со множеством бытовых подробностей, изображена жизнь Кукорских заводов в тот момент, когда туда приезжает их всемогущий владелец Лаптев. Корыстная суета, охватившая управляющих, заискивание, низкие интриги, однако, ни к чему не приводят, жизнь остается неизменной, и лишь явственней выступает поднявшаяся с ее дна грязь, которую повсюду беспощадно открывает и демонстрирует авторский взгляд.

В «Бурном потоке» в иной среде действуют иные герои: журналист Покатилов, пишущий фельетоны в мелкой газете и мечтающий о собственном большом издании, которое ему и удается организовать с помощью афериста Доганского; публицист Чвоков, столичные авантюристы и финансовые воротилы. Мамин-Сибиряк и в эту среду погружается целиком со всей своей незаурядной наблюдательностью, знанием закулисных сторон этого мира, пониманием главных пружин человеческих отношений. И создает картину столь же безотрадную, как и в других романах.

В них при напряженном и динамичном сюжете выделяется почти неподвижный, безжизненный характер целого; создается впечатление, что здесь уже «история прекратила течение свое» (М. Е. Салтыков-Щедрин), действительность застыла на какой-то роковой точке. Национальное, общественное в этой действительности ничем не выдают своего движения, никак не проявляют стремления и способности к развитию. Их в романе заменяют этнографизм и социологичность. Историческое жизнеощущение выпало из романов Мамина-Сибиряка и многих писателей эпохи. Вместо историзма явились эволюционистские представления, на которых основывается у них концепция человека.

История питается всеми бесчисленными и неисчерпаемыми источниками жизни, с которыми тысячелетия связана многосложная человеческая природа; история движется не только материальными, но и идеальными потребностями людей.

Эволюция же (как понимали ее, в частности, позитивисты и вслед за ними представители натурализма) определяется условиями непосредственно воздействующей материальной среды и биологическими факторами. Мамин-Сибиряк в романах рассматривает и изображает человека, совокупность людей преимущественно как продукт эволюции. Таков его взгляд на судьбу всего приваловского рода, и поэтому столь большое значение придавал он наследственно обусловленным чертам Сергея Привалова.

Источник: История русской литературы XIX века: в 3 т. Т. 3 / под ред. О.В. Евдокимовой. - М.: "Академия", 2012