«Живой труп»: анализ пьесы, постановки

«Живой труп» - драма Л.Н. Толстого. Написана в 1900 г. Драма осталась неоконченной и была опубликована лишь после смерти автора.

«Живой труп»: анализ пьесы

В настоящем виде пьеса представляет собой ряд коротких, стремительно сменяющихся картин-эпизодов. Перебрасывая действие из роскошных аристократических домов в скромную наемную квартиру, в комнату цыган, в грязный трактир, в камеру судебного следователя, в здание окружного суда; вводя в него множество эпизодических персонажей; сохраняя дыхание «живой жизни» в речах действующих лиц — с неправильностями, недоговоренностями, оговорками и неожиданными признаниями, — писатель создает панорамное впечатление огромного мимотекущего потока жизни. Это почти «жизнь врасплох», но лишенная всякого импрессионизма, пронизанная глубокой толстовской идеей ухода, осуществляемого центральным героем драмы — Федором Протасовым.

«Живой труп» — может быть, самое непринужденное, естественное и органичное создание «позднего» Толстого. Обаяние пьесы — в личности Феди, как его ласково-уменьшительно зовут окружающие. Федя Протасов уже десять лет живет «беспутной» жизнью: бросив службу, проматывает состояние семьи, бражничает, «пропадает» у цыган, заслушиваясь их песнями: «Это степь, это десятый век, это не свобода, а воля...». Цыганщина — его душевное убежище: форма эскапизма, отказа от жизни по инерции, к которой человек приговорен происхождением, воспитанием, образованием. Отсюда — его целомудренная любовь к цыганке Маше, которая своими песнями «открывает небо» над головой («Это такая жизнь, энергия вливается в тебя. А тут еще милые черные глаза и улыбка...»).

По вине Феди его семейная жизнь разладилась, отношения с женой Лизой совершенно прекращены. Окружающие стремятся вернуть его к «нормальной» жизни, но именно возвращение и невозможно для толстовского героя: он «не может лгать», ему стыдно. Жить жизнью своего круга для него означает — лгать. Для души Феди такая жизнь — «пакость». Он видит только три пути, три варианта жизни: «служить, наживать деньги, увеличивать ту пакость, в которой живешь», «разрушать эту пакость; для этого надо быть героем» или «забыться — пить, гулять, петь». Федя выбирает последнее, потому что он — «не герой».

Федя Протасов не приемлет социальную норму, чувствуя ее непоправимую фальшь. В безупречной моральности Виктора Каренина, влюбленного в Лизу, в безусловности материнской заботы Анны Павловны о благополучии Лизы, в безукоризненной светскости матери Каренина, в рыцарственности манер, выверенности интонаций князя Абрезкова, — Феде «чего-то не хватает: той самой «изюминки», вольной «игры» жизненных сил, без чего жизнь перестает быть подлинно живой, осмысленной и счастливой». Окружающие Протасова люди, живя в полноте эгоизма, этого не чувствуют и об этом не задумываются. (С особенной силой эта полнота эгоизма выявилась в разговорах после «смерти» Феди: в еле уловимой интонации довольства собой и своей жизнью, — тем, что всё, наконец, устроилось соответственно тому кругу понятий, которые приняты в обществе.) В окружении Феди моральная чистота была подменена нормами «комильфотности», то есть соответствия социальной норме аристократического круга. В особой нравственной чуткости к любому проявлению неправды — духовная одаренность Феди. Именно это качество натуры предопределяет его экзистенциальную драму «отпадения» от жизни в ее сложившихся формах, делает его «живым трупом» среди людей. Мысль о самоубийстве — это не жажда смерти, не отвращение к жизни вообще, а только необходимость «освободить» от себя близких, которых он мучает, и освободиться самому. В Протасове сильно чувство родства с живой жизнью, распахнутость навстречу ее беспредельности. Вот почему подсказанная Машей идея инсценировки собственной смерти оказалась так притягательна для Феди. Он выбирает не «забвение», а «небо над головой» — возможность выхода в большой мир и растворения в его полноте.

Но тайна Феди оказалась раскрыта, и в личную жизнь вмешалось государство, полиция. «Сложные отношения, борьба добра со злом, <...> духовная борьба» — все оказалось загрязнено и опошлено полицейским вмешательством. Сцена у следователя — допрос и очная ставка с обвиненной в двоебрачии Лизой — смысловая и эмоциональная кульминация драмы. В гневной отповеди Протасова судебному следователю — бесстрашие истинно свободного человека: «Я не боюсь никого, потому что я труп, и со мной ничего не сделаете; нет того положения, которое было бы хуже моего». Узнав, что «в лучшем случае» его ожидает «церковное покаяние» и возвращение к прежней несвободной и фальшивой жизни, Федя стреляет себе в сердце. Подлинный трагизм — в последних словах Феди: «Не мог... иначе распутать... Мне этак лучше. Ведь я уж давно... готов... А Маша опоздала...».

Невыносимость жизни в современной культуре и цивилизации, невозможность освобождения от нее, иллюзорность свободы и необходимость ее обретения — постоянные темы автора «Смерти Ивана Ильича», «Отца Сергия», «Крейцеровой сонаты», «Воскресения». С 1900-х гг. тема ухода в «мир» от лжи культуры, заявленная в «Живом трупе», становится ведущей в творчестве Толстого и реализуется в жизни самого писателя. Знаменитый уход Толстого из Ясной поляны и смерть на захолустном полустанке становится важнейшим событием, полным глубокого значения в духовной жизни русского общества.

Постановки

Самым значительным явлением в сценической истории пьесы стала ее первая постановка в Московском Художественном театре 23 сентября 1911 г. (в роли Протасова — И.М. Москвин). На сцене Апександринского театра (Петербург) премьера состоялась 28 сентября 1911 г. В 1912 драма «Живой труп» Толстого была самой репертуарной пьесой в русском театре. Она была поставлена в 243 театрах и показана более 900 раз. Наиболее значительные сценические интерпретации образа Протасова: А. Моисси (1915 г., труппа М. Рейнгардта, Берлин); М.Ф. Романов (1940, Киевский театр имени Леси Украинки; 1955 г, Малый театр); И.Н. Берсенев (1942 г.. Театр имени Ленинского Комсомола, Москва); Н.К. Симонов (1950, Ленинградский академический театр драмы имени А.С. Пушкина); Н.О. Гриценко (1962 г., театр имени Евг. Вахтангова, Москва). Заметным явлением стал спектакль МХАТа 1982 г. (режиссер А.В. Эфрос, в роли Протасова — А. Калягин).

Источник: Энциклопедия литературных произведений / Под ред. С.В. Стахорского. - М.: ВАГРИУС, 1998