"Утро помещика": анализ произведения Толстого

В творчестве Толстого 1850-х гг. постепенно складываются устойчивые темы и мотивы, отражающие творческое сознание писателя («детство» и «юность», «мечта», «музыка», «счастье», «я и другой»). Одна из главных тем раннего Толстого, которая сохранит свое значение для всего его творчества, — тема двуединства человека, принадлежности его к миру природы и миру культуры. У Толстого эта двойственность драматична. Руссоистская идея изначального благородства и добродетели «естественного человека», которого портит механистичность «цивилизации», соединилась у него с собственным, глубоко личным стремлением к подлинности, недоверием к внешнему культурному лоску.

В «Утре помещика» (опубликованном в 1856 г. отрывке из несостоявшегося «Романа русского помещика») молодой герой Дмитрий Нехлюдов бросает университет, чтобы посвятить себя жизни в деревне, он мечтает «исполнить священную обязанность» — заботиться о счастии 700 крепостных крестьян. Он открывает мир деревни как мир «других». Его поражает не столько нищета, невежество и грубость нравов, сколько равнодушие крестьян к тому, что с ними происходит. Чужая жизнь и сознание оказываются для героя непроницаемыми.

Крестьянское бытие показано в «Утре помещика» неоднозначно. Во второй половине повести герой наблюдает семью богатого крестьянина Дутлова — это мир здоровья и силы, созданный совместным трудом, умом и властью отца. На пасеке у Дутлова Нехлюдов, желая проверить свои знания о пчелах, взятые из книжки «Ферма», вступает в разговор со стариком-пасечником и слышит от него ироническое: «Как можно пчелу учить, куда ей вощину крепить?». Крестьянский мир интерпретируется как мир природный, где существует свое, особое интуитивное знание, противопоставленное книжному, рационально-научному. Этот мир живет по своим законам, механизмы, им управляющие, скрыты, как таинственная жизнь пчелиного улья. Такая жизнь оказывается недоступной рефлектирующему толстовскому герою, но она кажется ему прекрасной.

«Утро помещика» заканчивается мечтаниями героя, переливающимися в сон — Нехлюдов видит себя во сне крестьянином Илюшкой, который служит ямщиком и счастлив своей молодостью и свободой. Поразительно, что Нехлюдов не только думает и чувствует, как Илюшка, но и видит его сон («золотые города», и «синее небо с частыми звездами, и синее море с белыми парусами»). Резкая смена повествовательного стиля отмечает вторжение нереального, чуда. Понимание, гармоничное слияние душ, сознаний «я» и чуждого «другого» произошло — но не в реальности, а в пространстве сна и в пространстве народной (некнижной) поэзии. Существенно в данном эпизоде и то, что поэтические фольклорные образы принадлежат не крестьянину, но рефлектирующему дворянину с его способностью жить в мечте.

Глубокие антропологические прозрения (открытие многослойного состава человека, где телесно-биологическое сложно соотнесено с социальным и интеллектуальным, где чувственное оказывается пронизано «поэтическим», а нравственное и природное не согласуются друг с другом) и, с другой стороны, желание гармонии, поиски примирения этих противоречий делают прозу раннего Толстого сюжетно неустойчивой, отрывочной. Снова и снова замыслы больших вещей обрываются на незавершенности, они как бы устремлены к чему-то вечно желанному, но недостижимому.

Источник: История русской литературы XIX века: в 3 т. Т. 3 / под ред. О.В. Евдокимовой. - М.: "Академия", 2012