Образ Евгения Онегина и его развитие (для студентов и учителей)

Центральным произведением Пушкина явился роман «Евгений Онегин», писавшийся поэтом необычно для него долго - с 1823 по 1831 год. Это первый реалистический роман в стихах в русской и мировой литературе. Немного найдется в нашей отечественной литературе произведений, которые на протяжении более полутора веков вызывали бы такое количество толкований и споров, не умолкающих до наших дней. Поразительна амплитуда колебаний в оценках и определениях Онегина как характера и типа: это лучший представитель русского передового дворянства 1820-1830-х годов - и пустой светский фат; пародия на байронического героя - и самобытный русский коренной тип; впервые изображенный тип «лишнего человека» - и оппозиционер, даже декабрист и т. д. Причин тут много.

Следует прежде всего обратить внимание на не лежащую на поверхности внутреннюю диалогичность «Евгения Онегина», полифоничность его художественной структуры, проявляющуюся, помимо прочего, в столкновении взаимоисключающих и взаимодополняющих начал, голосов и правд. Эта внутренняя диалогичность задается своеобразной увертюрой к роману - его «Посвящением». Оно все пронизано полярностью и внутренним единством различных начал и качеств, в чем проявляется особое полярное художественное видение мира поэтом (см. характеристику «пестрых глав» романа, как «Полусмешных, полупечальных, Простонародных, идеальных, Небрежный плод моих забав, Бессонниц, легких вдохновений, Незрелых и увядших лет, Ума холодных наблюдений И сердца горестных замет»). Внутренне диалогична и вся образная система романа, его стилевая и сюжетно-композиционная основа. В романе соразмерны все его части, поразительно строен его сюжет, характеризующийся своеобразной симметричностью его элементов. Поначалу Татьяна влюбляется в Онегина, пишет ему письмо и он читает ей отповедь; потом Онегин влюбляется в Татьяну, пишет ей письмо и она преподает ему «урок»; первая глава посвящена описанию светской жизни Онегина в Петербурге, в последней - после долгих мытарств он вновь возвращается в Петербург, и опять мы видим его в высшем свете. Причем эта зеркально-отраженная стройность сюжета не является самоцелью, она способствует раскрытию глубинного смысла образов-характеров. По мнению Д. Д. Благого, движение героя романа по кругу подчеркивает внутреннюю статичность героя, ибо, «снова появившись в свете, Онегин в основном остался тем же, чем был, когда ушел из него». И даже любовь к Татьяне в принципе ничего в нем не изменяет: «Проклятье всей жизни Онегина в том и заключается,- утверждал ученый,- что, хотя он головой выше светского общества, он настолько им испорчен, что навсегда расстаться с ним, зажить другой, более достойной и осмысленной жизнью он не в состоянии. Именно это-то и делает Онегина типом «лишнего человека».

Думается, ученый из верных и тонких наблюдений сделал не совсем точные выводы. Говоря о «зеркально-отраженной» композиции романа, надо сделать существенное уточнение: движение Онегина в романе идет не по замкнутому кругу, а как бы по спирали, что приводит его не к исходным позициям, а поднимает на новый уровень развития. Идея развития принадлежит к числу краеугольных в пушкинской концепции человека и мира. В самом начале творческого пути, в 1817 г., поэт утверждал: «Все чередой идет определенной, Всему пора, всему свой миг; Смешон и ветреный старик, Смешон и юноша степенный». А в 1836 г., подводя итог раздумьям о неизбежности и закономерности изменения всего сущего, в том числе и человека, вновь утверждал: «Всему пора: уж двадцать пятый раз Мы празднуем лицея день заветный. Прошли года чредою незаметной, И как они переменили нас! Недаром - нет! - промчалась чет-верть века! Не сетуйте: таков судьбы закон; Вращается весь мир вкруг человека,-Ужель один недвижен будет он?».

Мог ли Пушкин думать иначе, рисуя жизненный путь своего героя в главном произведении? Некоторые исследователи признают эволюцию Онегина, но относят ее начало ближе к финалу, к шестой, а то и к последней, восьмой главе. А между тем текст романа неопровержимо свидетельствует: Онегин интенсивно эволюционирует на протяжении всего повествования, начиная с первой главы. Юность Онегина совпала с началом светской жизни. Она буквально обрушилась на него своими соблазнами, блеском и мишурой, своим нескончаемым празднеством, не требуя никаких альтернатив, щедро одаряя множеством престижных ролей, каждая из которых несла осязаемые удовольствия и наслаждения. Однако с годами подспудно живущие в душе Онегина иные потребности начинают давать о себе знать. Все более автоматически играет он заученные роли, не затрагивающие души и сердца. «Но был ли счастлив мой Евгений, Свободный, в цвете лучших лет, Среди блистательных побед, Среди вседневных наслаждений?» - задается вопросом повествователь и со всей определенностью констатирует наступивший перелом: «Нет, рано чувства в нем остыли, Ему наскучил жизни шум». Выходя из серьезнейшего кризиса, Онегин «застрелиться, слава богу, попробовать не захотел, Но к жизни вовсе охладел».

В поисках новой, осмысленной жизни «отступник бурных наслаждений» хотел было «писать, читать» - «но труд упорный ему был тошен», слишком мало он был к нему подготовлен. Тем не менее Онегин не останавливается в своих исканиях. Важной вехой на этом пути явилось его знакомство, а затем - это важно отметить - дружба с автором романа. «Условий света свергнув бремя,- говорит повествователь,- Как он, отстав от суеты, С ним подружился я в то время». Но этим не заканчивается первая глава. В ней - и о несбывшемся намерении Онегина и автора «увидеть чуждые страны», и о смерти отца героя, а затем и дяди, о получении Онегиным наследства и переезде в деревню, с которой он поначалу связывает надежду на обновленную жизнь (был «очень рад, что прежний путь Переменил на что-нибудь»).

В последующих главах внутреннее развитие Онегина идет не менее интересно. В частности, не следует недооценивать усилия героя «порядок новый учредить»: под косыми взглядами соседей «Ярем он барщины старинной Оброком легким заменил; и раб судьбу благословил». Онегин все больше расходится со своим патриархально-дворянским окружением, и для этого ему уже не потребовалось восьми лет, как это было в начальную светскую пору его жизни. Постепенно из него формируется тип русского «странного человека», выламывающегося из среды и общества в целом.

Живя в деревне, Онегин по-прежнему неудовлетворен и своим образом жизни, и собой. И в этом источник его внутренней эволюции. Знакомство и дружба с Ленским - новая важная ступень в его развитии. Несмотря на все их несходство, во многом и противоположность («Волна и камень, Стихи и проза, лед и пламень»), между Ленским и Онегиным еще больше внутреннего родства. В основе их «инакомыслия» - напряженный диалогический поиск истины («Меж ими все рождало споры И к размышлению влекло; Племен минувших договоры, Плоды наук; добро и зло...» и т. д.

Встреча и знакомство с Татьяной пробудили в душе Онегина лучшие чувства, но он, по его позднейшему признанию, «привычке милой не дал ходу». Кстати, в связи со спорами, был ли Онегин прав в своей «отповеди» и «проповеди» юной Татьяне, не проявились ли здесь его эгоизм и, как выразился один критик, его «нравственная глухота», следует, видимо, считаться и с мнением самой героини: «Но вас Я не виню: в тот страшный час Вы поступили благородно...» (Ср. авторскую оценку героя в этом эпизоде: «Не в первый раз он тут явил Души прямое благородство»).

Несомненно, одним из поворотных моментов в эволюции самосознания Онегина явилось убийство им на поединке Ленского. Понимая всю бессмысленность дуэли с другом, Онегин не сумел противостоять канонам и предрассудкам узкосословной дворянской чести, принеся в жертву презираемому им «общественному мнению» и чувство дружбы, и жизнь друга. Убийство Ленского делает Онегина еще более одиноким и замкнутым в себе «страдающим эгоистом». Снова и снова призывает он себя «на тайный суд» перед лицом тени убитого друга, подводит безрадостный итог бесплодно прожитой молодости, ведет строгую переоценку всех ценностей. В душевном смятении, тревоге бежит он от всего, что еще недавно составляло содержание его жизни: «Им овладело беспокойство, Охота к перемене мест (Весьма мучительное свойство, Немногих добровольный крест)».

Не менее значительной вехой в духовном становлении Онегина явилось его трехлетнее странствие по России. По цензурным причинам Пушкин вынужден был отказаться от включения главы о путешествии Онегина в основной корпус романа. Но в первом же отдельном издании поэт счел нужным поместить отрывки из этой главы в приложении к роману. В них рассказывается о весьма не случайном маршруте Онегина. Он посетил Москву, Нижний Новгород, родину гражданина Минина; спускаясь по Волге, посетил Астрахань, места, где некогда «гулял» Стенька Разин; Кавказ, куда правительство отправляло «беспокойных людей»; Крым, Одессу, где когда-то жил сам ссыльный поэт и где с ним снова встретился Онегин. В числе неопубликованных остались отрывки, повествовавшие о посещении Онегиным Новгорода Великого, символа древнерусской вольности, во времена Пушкина и Онегина ставшего центром аракчеевских военных поселений. Знакомство с жизнью России на ее необъятных просторах в какой-то мере приобщило Онегина к жизни народа, к миру его страданий и усилий освободиться от вековечного гнета нужды и рабства. Его тоска становится теперь выражением не только личной, но и всенародной неустроенности и безысходности.

Отчужденность Онегина от общества, когда он появляется в Петербурге после многолетних странствий - это уже глубоко осознанная позиция человека, не вмещающегося в прокрустово ложе ни одного из его социальных амплуа. Человеческое в нем приходит все в большее противоречие с его узкосословным, дворянско-кастовым положением, с которым он пока не находит сил и реальной возможности порвать не только внутренне, но и внешне. Неприятие ни одной из существующих в этом социально-иерархическом обществе социальных ролей, нежелание хоть чему-нибудь служить и прислуживаться становится больше чем жизненной позицией - оно превращается в политическую оппозицию. Об этом писал в свое время Герцен: «Недомогаться ничего, беречь свою независимость, не искать места - все это, при деспотическом режиме, называется быть в оппозиции. Правительство косилось на этих праздных людей и было ими недовольно».

И в этот-то важнейший момент становления Онегина как личности он вновь встречает Татьяну, на этот раз блестящей княгиней. Как бы ни истолковывать финал этой встречи, несомненно одно: Онегин испытывает глубочайшее чувство любви, впервые в жизни захватившее все его существо. Любовь к Татьяне довершает длительный процесс формирования в Онегине человека, она выводит Онегина из сжимающего его кольца одиночества, отчасти вынужденного, отчасти сознательно избранного. В письме Татьяне он признается: «Чужой для всех, ничем не связан, Я думал: вольность и покой Замена счастью, Боже мой! Как я ошибся...». Любовь к Татьяне вызывает в Онегине новый прилив душевных сил, энергию, жажду познания, деятельности. Он «в молчаливом кабинете» читает и пишет, «чуть не сделался поэтом». Пушкин подробно перечисляет круг чтения Онегина, показывая широту и разносторонность его интересов - философских, социально-политических, исторических: «Прочел он Гибсона, Руссо, Манзони, Гердера, Шамфора, Madame de Stael, Биша, Тиссо, Прочел скептического Беля, Прочел творенья Фонтенеля, Прочел из наших кой-кого, Не отвергая ничего...». Любовь, в отличие от былой «науки страсти нежной», которой так бездумно предавался Онегин в первой молодости, пробуждает в нем высокие духовные интересы, приобщает к человечеству, его насущным заботам и проблемам.

Сопоставляя начала и концы сложной эволюции героя, мы видим, как из типичного светского аристократа, денди, живущего чисто внешней жизнью по заранее расписанным ритуалам, рождается человек, живущий напряженной духовной жизнью. И в этом прежде всего историзм романа, отражение глубинных тенденций в развитии современного Пушкину общества, в созревании его самосознания. «Таким образом формировалось общество,- писал Белинский, анализируя роман Пушкина,-для которого благородные наслаждения бытия становились уже потребностью, как признак возникающей духовной жизни. Общество это удовлетворялось уже не одной охотою, роскошью и пирами...».

В свете сделанных наблюдений в какой-то мере теряет остроту давний вопрос, могли Онегин стать декабристом. Поскольку главное в образе Онегина - его духовное рождение как человека, не столь уж важно, станет он декабристом или нет, ибо не декабрист со временем становился целостным человеком, а лишь сформировавшийся человек мог стать сознательным членом тайного политического общества, декабристом. Прав Белинский, утверждавший: «Кто не сделался прежде всего человеком, тот плохой гражданин». Тип Онегина шире типа декабриста, он отражал более «массовые» тенденции в жизни русского общества, в его самосознании. В Онегине, как и в Татьяне, и других лучших представителях дворянского общества той поры, социально-классовое, социально ограниченное, видовое все больше вытеснялось народным, общечеловеческим, родовым содержанием личности. В этом плане представляет особый интерес один из черновых набросков Пушкина к VI главе романа к сцене поединка Онегина с Ленским, в котором поэт как бы прямо формулирует сверхзадачу эволюции своего героя: «В сраженьи смелым быть похвально. Но кто не смел в наш храбрый век?.. Герой, будь прежде человек».

Здесь уместно обратиться к наиболее глубокому, на мой взгляд, определению Онегина как «лишнего человека» - в истолковании его Герценом, который в 1860 году, полемизируя с Чернышевским и Добролюбовым, писал: «Онегины и Печорины были совершенно истинны, выражали действительную скорбь и разорванность тогдашней русской жизни. Печальный тип лишнего, потерянного человека - только потому, что он развился в человека, являлся тогда не только в поэмах и романах, но и на улицах и в гостиных, в деревнях и городах». Мы видим, что для Герцена Онегин - безусловно «лишний человек», но «лишним» он становится в российской действительности 1820-1830-х годов именно потому, что развивается в человека. Герцен акцентирует в типе «лишнего человека» важнейший для русского общества 1820-1830-х годов процесс становления личности, роста самосознания, процесс, являющийся необходимым преддверием любой активной общественно полезной деятельности.

Источник: Русская литературная классика XIX века: Уч. пособие / Под ред. А.А. Слинько и В.А. Свительского. - Воронеж: Родная речь, 2003