Анализ оды "Вольность" Пушкина

В оде «Вольность» Пушкина, анализ которой мы проведем, «изнеженной игре» противопоставлена «Свободы гордая певица», «гроза царей». Для воспевания свободы Александру Сергеевичу потребовался жанр оды, где личность поэта, его субъективность как бы затушевана, во всяком случае, не первостепенна. Поэт прославляет ценности, имеющие общий, универсальный смысл; он имеет право и даже обязан воспользоваться тем поэтическим стилем, который уже опробован в культуре. 

Избирая жанр оды и называя ее «Вольность», Пушкин рассчитывает на то, что читатель вспомнит «Вольность» А. Н. Радищева, а одический жанр будет воспринят как возможный, востребованный в любой исторический и литературный период: проблема борьбы с тиранией — это вечная проблема, а защита «падших» — призвание поэзии:

Питомцы ветреной Судьбы,

Тираны мира! трепещите!

А вы, мужайтесь и внемлите,

Восстаньте, падшие рабы!

Однако исследователи, сопоставившие пушкинский текст с радищевским (Б. В. Томашевский, Н. Н. Скатов), установили, что в поэтическом решении темы вольности Пушкин расставляет свои акценты. В оде соотнесены три категории: народ — закон — цари; они являют собой некую триаду. Радищев на первое, главенствующее место поставил народ. У Пушкина же предпочтение отдается закону. И народ, и цари — понятия исторические, подверженные воздействию времени. В соответствии с логикой жанра Пушкин, чтобы подтвердить тот или иной тезис, обращается к историческим примерам. В «Вольности» их два: казнь французского короля Людовика XVI и убийство российского императора Павла I. И в том и в другом случае Пушкин всматривается в исторические условия, породившие эти акции. Следовательно, абсолютную как будто истину универсального жанра он проверяет исторической реальностью, далеко не столь бесспорной и универсальной. Казнь Людовика толкуется как вероломство, нарушение закона, которое еще не раз отзовется в истории:

Молчит Закон — народ молчит,

Падет преступная секира...

И се — злодейская порфира

На галлах скованных лежит.

Убийство Павла I предстает как «стыд» и «ужас наших дней»; но одновременно — как спровоцированное «увенчанным злодеем», его деспотизмом. Тирания с любой стороны влечет возмездие. Самовластие, ничем не ограниченное, побуждает ответное чувство, также не ведающее меры, воодушевленное только жаждой возмездия. «Самовластительный злодей» искажает или даже истребляет человеческое чувство, вызывая восклицание:

Самовластительный Злодей!

Тебя, твой трон я ненавижу,

Твою погибель, смерть детей

С жестокой радостию вижу.

Поэтому убийство Павла I предстает как «стыд» и «ужас наших дней», но оно спровоцировано «увенчанным злодеем», его деспотизмом.

Итак, Пушкин дает два примера бедствия, возникающего от нарушения закона: в одном случае закон нарушен народом, в другом — царем.

Поэтому поэт, расширяя смысловые возможности жанра, преодолевая однозначность его смысла, в своей оде «Вольность» закон противопоставляет и народу, и царям, равно способным совершать ошибки.

В финале оды, в последней ее строке, рядом поставлены понятия, как будто исключающие друг друга.

И станут вечной стражей трона

Народов вольность и покой.

Уже это стихотворение давало знать, что для Пушкина понятие вольности, свободы — предмет углубленного, драматического в основе осмысления. Пушкинская лирика не ограничивается декларацией свободы, ее восславлением, она становится постижением ее сложной природы.

Источник: Русская литература. XIX век. От Крылова до Чехова: Учеб. пособие. Сост. Н.Г. Михновец. - СПб.:"Паритет", 2001