"Молитва" (Лермонтов): анализ стихотворения

Лирический герой Лермонтова не находит в реальности собеседников, достойных узнать его думы и настроения. Его послания — это обращения к Божественным силам. В стихотворении «Нет, я не Байрон, я другой...» (1832) он признается в том, что тайны его души понятны лишь Богу.

Однако для него несомненно, что в мире можно найти «душу достойную», ощутить тепло «сердца незлобного», в холодном, печальном земном существовании почувствовать присутствие ангела. По отношению к таким редким исключениям из обыденности он испытывает сострадание, готов молиться за их счастье. Ему самому суждены битвы, опасности, грехи, но его молитва — за другую душу.

Давайте проведем анализ стихотворения "Молитва". Лермонтов просит о чуде, на своем опыте зная о том, что свет (в стихотворении присутствует, как часто у Лермонтова, антитеза в омонимических значениях этого слова: он затерян в мире-свете, не признающем добрых, светлых чаяний) не способен дать покоя и счастья. Прототипическая основа произведения способствует возникновению особого доверия к выводам стихотворения, написанного в начале ссылки — перевода на Кавказ в действующую армию по приговору суда над автором «Смерти Поэта». Его самоотверженность подтверждена жизненными обстоятельствами: несмотря на то что он остро ощущает одиночество и беззащитность, его обращение к высшим силам вызвано потребностью защитить «деву невинную».

Стихотворение «Молитва» (Лермонтов), анализ которого нас интересует, представляет иную сторону романтической концепции любви: в соединении с началами добра и духовности она приносит «молодость светлую, старость покойную» (возрастная антитеза позволяет охарактеризовать всю жизнь). Прототипом образа героини стала В.А. Лопухина, чувство к которой для автора было связано с верой в торжество вневременной справедливости, в возможность найти понимание и сочувствие, отклик своим исканиям во внутреннем мире другого человека. Жизненная основа — важный фактор при создании образа, но все же это один из компонентов, романтическое содержание в нем столь же значимо. Та, о ком молится лирический герой, как и он, обречена на страдания, и только чудо может облегчить ее бытие. Внимание, дружба, надежды — это волшебные дары, которые вымаливает для нее тот, кто готов забыть ради этого о своем спасении:

Окружи счастием душу достойную;

Дай ей сопутников, полных внимания,

Молодость светлую, старость покойную,

Сердцу незлобному мир упования.

Мысль о неосуществимости в реальности этой мечты выражена внесмысловыми средствами. Стихотворение «Молитва» («Я, Матерь Божия, ныне с молитвою…»)написано четырехстопным дактилем с дактилическими рифмами. В двух случаях появляются ритмические перебои, выделяющие ключевые слова: во второй строфе дактиль нарушается в начале второй строчки, где звучит стопа амфибрахия («За душу странника...»); в третьем четверостишии нарушает метр первое же слово, написанное в ритме анапеста («Окружи»). Окружить счастьем, оградить от невзгод на земле безгрешную душу, достойную райского блаженства, невозможно, как трудно сохранить законы метра, выражая эту мысль. Ее совершенство исключительно, и противореча привычным устоям действительности, свидетельствует о непреодолимой преграде между ней и небесным идеалом.

Соединение в рамках одного произведения нескольких размеров называется полиметрией (от греч. «многообразие»), которая является ритмическим средством выразительности в поэзии, позволяющим заострить, выделить один из аспектов. В данном случае оно напоминает об основной романтической антитезе (небо — земля, идеал — реальность), скрытой за мотивом искренней молитвы о чуде. Оба плана совмещаются, придавая картине духовной жизни лирического героя объемность. Глубина, свойственная молитвенному настрою, соединяется в ней с мечтательностью, размышления о безотрадной участи человека, «странника в свете» — со светлыми чувствами.

В последнем из четырех четверостиший стихотворения «Молитва» Лермонтова представляется завершающий аккорд раздумий лирического героя о судьбе души на земле — в нем идет речь о неизбежном конце человека, «часе прощальном», который может наступить и шумным утром, и безгласной ночью, но будет одинаково скорбным, печальным. Однако мысль о смерти, возникающая на фоне представления земного мира как пустыни, не вносит в настроение подавленности, трагизма. Грустно наблюдать, как душа расстается с телом, но это был только этап ее бытия, после которого она вернется в блаженное, «теплое», вечное обиталище (о «блаженстве безгрешных духов» в райских садах поет ангел в стихотворении Лермонтова «Ангел», 1831, являющемся автореминисценцией «Молитвы»).

Конец на земле — это избавление от «мира холодного», приобщение к «яркому сиянию». Ангел у «ложа печального» становится воспреемником, подобным крестному отцу при крещении, открывающим душе путь к свету (раскрыть смысл образа помогает понятие «восприять», означающее действие, производимое при взятии младенца из крещенской купели). Поэтому мысль о смерти вызывает у лирического героя не уныние, а лучшие, прекрасные ощущения. Парадоксальность (от греч. «неожиданный, странный», резкое отличие от общепринятого) такого восприятия передается с помощью фонических средств. В последней строфе отчетливо слышен ассонанс «у». Он окрашивает рифмы всех четырех строф, но стоит там на слабом месте (молитвою — битвою, пустынную — невинную, достойную — покойную, прощальному — печальному и безгласную — прекрасную). На сильном месте, в ударной позиции он оказывается в словах, имеющих возвышенное и обнадеживающее значение: молю, душу (троекратно повторено в тексте), заступнице, утра, лучшего. В четвертой строфе эта тенденция усилена стыком, делающим повтор звука «у» особенно заметным, повышающим значение этого печального по эмоциональной окраске ассонанса, в стихотворении выделяющего противоположные по значению слова:

Срок ли приблизится часу прощальному

В утро ли шумное, в ночь ли безгласную,

Ты восприять пошли к ложу печальному

Лучшего ангела душу прекрасную.

Помимо ассонанса «у» в фонической организации стихотворения важны повторы сочетаний гласных с сонорными согласными и полугласным, придающие тексту музыкальность, напоминающую, как и в стихотворении «Ангел», о гармонии «звуков небес». Она вносит в эмоциональную окраску умиротворенность, сочетание которой с щемящим чувством, возникающим из-за неудовлетворенности, ожидания разлуки, сознания своего бессилия, представляет новое доказательство многообразия и богатства духовной жизни. Более того, инструментовка нарушает впечатление, создаваемое на смысловом уровне. Лирический герой не выражает надежды дождаться «достойного» существования, обрести понимающего спутника, украсить бытие «девы невинной», а мелодия поэтического излияния поет о красоте и гармонии:

Я, Матерь Божия, ныне с молитвою

Пред твоим образом, ярким сиянием,

Не о спасении, не перед битвою...

…

Не за свою молю душу пустынную

…

Дай ей сопутников, полных внимания…

…

В утро ли шумное, в ночь ли безгласную...

Эта особенность звуковой организации стиха побуждает искать объяснение в ключевом слове. Оно не произносится в тексте, скрыто за обращением к образу Богородицы, мотивом мольбы о чуде, о счастье в земной жизни. Лирический герой просит о нем не для себя («Не за свою молю душу пустынную...»), отказываясь от спасения и облегчения участи ради «девы невинной», но о том, чем вызвана такая самоотверженность, на смысловом уровне нельзя догадаться. Тайное признание в стихотворении слышится благодаря фонике: оно рифмуется с формой глагола, выражающего суть происходящего («Молю»), ассонанс «у» напоминает о содержащихся в ключевом слове гласных, в повторах сочетаний гласных с сонорными выделяются слоги с «л» (во всех четырех строфах они выстраиваются в рифмованную канву, подобную песне без слов: ли-ла-лю-ло-ло-ло-ло-ли-ла-лу-ла). Все эти особенности подтверждают, что в действительности в стихотворении речь идет о любви, снова, как и в послании «К*», безотрадной, неразделенной, но вызывающей светлые ощущения, потребность забыть о себе, сосредоточившись на мысли о возлюбленной.

Ее образ создается с помощью антитезы «миру холодному» (эпитет является результатом представления о земном мире, как воплощении неприютности, неприветливости, пренебрежения к человеку). Главное в ней, как и в лирическом герое,— душа (лирический герой характеризуется на основе двукратного повторения той же черты: у него «душа пустынная», «душа странника в свете безродного»). Благодаря этому счастьем для нее должны стать понятные ему сочувствие, понимание, надежда, покой. Однако несмотря на близость, соединение двух душ невозможно, их пути пересеклись на мгновение, побудив лирического героя к молитве, нарушающей печальные раздумья. Доминирующим в его мироощущении предстает романтический максимализм в оценке внешнего мира. Поиск утешения для страждущих в нем приводит к осознанию безысходности. И все же оно не гасит внутреннего света, озаряющего бытие всех «душ достойных». Огонь духовности пылает настолько ярко, что освещает дорогу другим странникам. В нем частица «яркого сияния» Божественных сил, и такая личность в мире заметна и ценна, ее бытие возвышает человека, хотя ее значение неоспоримо лишь для того, кто способен воспринять небесный идеал, остальные не понимают его.

Своеобразие эмоциональной окраски стихотворения обусловлено соединением трагизма с просветленностью, в обрисовке которой важную роль играет мотив любви. Благодаря ему, светлая, ангельская, прекрасная сторона духовной жизни выдвигается на первый план, а надежда на чудо и предчувствие счастья становятся тоникой, т. е. основным, опорным тоном излияния. На этом завершим анализ стихотворения «Молитва» (Лермонтов).

Источник: Буслакова Т.П. Как анализировать лирическое произведение. - М.: Высш. шк., 2005