Поэзия Рылеева: анализ "Дум" и "Войнаровского"

Высшим достижением декабристской поэзии, ее итогом 1820-х годов стало прежде всего творчество Кондратия Федоровича Рылеева — его «Думы» и поэма «Войнаровский». Именно эти произведения можно по праву назвать репрезентантом всех поисков поэтов-декабристов. И сама фигура Рылеева, одного из пяти казненных декабристов (был повешен на кронверке Петропавловской крепости 13 июля 1826 г. в возрасте 30 лет), стала знаковой в русском общественном и культурном сознании. По замечанию Н. Огарева, «Рылеев был поэтом общественной жизни своего времени».

Анализ «Дум» Рылеева

«Думы» появились почти накануне восстания, в начале 1825 г., но тексты из этой книги создавались на протяжении 1821—1823 гг. и печатались в различных журналах и альманахах. И все-таки отдельное издание «Дум» стало событием. В книгу вошло 21 произведение, каждое из которых — страница русской истории от Олега Вещего до Державина. Строго выдержанный хронологический принцип, а это фиксировалось в специальных прозаических справках, предпосланных каждому поэтическому тексту, способствовал воссозданию истории русского героизма на протяжении почти десяти веков. В этом смысле «Думы» Рылеева — своеобразная поэтическая «История государства Российского» в лицах, поэтическая летопись подвигов русских героев.

Полководцы, древнерусские князья, поэты, цари и их сподвижники, мужчины и женщины передают из рук в руки эстафету гражданского мужества. И даже «нераскаянный злодей» Димитрий Самозванец испытывает угрызения совести. Особое место в этом ряду занимают казацкий атаман Ермак и народный герой Иван Сусанин. Рылеев одним из первых почувствовал масштаб личности покорителя Сибири. Не случайно дума «Смерть Ермака» стала народной песней «Ревела буря, дождь шумел...». А фигура русского мужика, отдавшего жизнь за царя и Россию, вообще стала открытием автора «Дум», прологом к первой национальной опере М. Глинки «Жизнь за царя».

Сам жанр думы Рылеев вёл от национальных славянских корней, соотнося их с украинскими «думками», польскими историческими песнями Ю.У. Немцевича. Но очевидно, что сами формулы рефлексии рылеевских героев: «стояла <...> с думою унылой», «в нем думы думами сменялись», «сидел Ермак, объятый думой», «прошедшее <...> тревожной оживлялось думой», «в нем мрачные кипели думы», «какой-то думой омрачен» — указывают на прямую связь жанра с формой элегического раздумья. Сердцевиной каждой из 21 дум становится монолог героя, его размышление о своей судьбе и судьбе отчизны. Драматическая ситуация, в которой оказываются герои (темница, ссылка, ночь накануне казни, предсмертные страдания, ранение, измена и предательство), придает напряженность и страстность чувствам и словам.

Аккомпанементом этим чувствам становится бурный пейзаж, открывающий каждую думу. «Осенний ветер бушевал...», «Ревела буря, дождь шумел; // Во мраке молнии летали; // Беспрерывно гром гремел, // И ветры в дебрях бушевали...», «В долинах ветры бушевали, // И волны мутного Днепра // Песчаный берег подрывали», «... и в перекатах гром // На небе мрачном раздавался, // И темный лес, шумя кругом, // От блеска молний освещался» — эти зарисовки дополняются блеском «двурогой луны», златым лучом догорающего солнца, седым туманом, теми атрибутами элегического жанра, которые в свое время язвительно высмеивал Кюхельбекер. Но уроки Жуковского и прежде всего Жуковского-балладника не прошли бесследно для автора «Дум». Монологи героев, погруженные в атмосферу бурных и таинственных пейзажей, обретали больший драматизм. Нравоучение, завершающее почти каждую думу, в этом контексте выглядит не больше чем публицистическим довеском.

Пушкин, критикуя книгу Рылеева, отметил «обилие общих мест». И этот упрек нельзя не признать справедливым. Гражданская риторика нередко нивелирует индивидуальность и исторические черты героя, приводит к излишней модернизации облика этих современных рыцарей. Колорит исторического события теряется, так как не ощущается эволюция национального сознания, психология времени. Автор «Бориса Годунова» (а Пушкин в это время завершал свою трагедию) не мог это не почувствовать.

Но целевая установка автора «Дум» была благородна: «возбуждать доблести сограждан подвигами предков». И Рылеев с этой задачей справился. Он познакомил современников с известными лицами русской истории, попытался создать своеобразную хронику героических их деяний. Эмоциональный тон поэтического текста уравновешивается, а содержание монологов получает определенную ментальную основу в прозаических преамбулах — биографиях героев, где господствуют даты и факты. Многие из этих текстов написал историк П.М. Строев, секретарь Н.М. Карамзина, автора «Истории государства Российского». И, думается, это был сознательный прием автора «Дум». Возникал диалог прозаического и поэтического текста, документа и вымысла, факта и эмоции, своеобразное прозиметрическое пространство. То, что не могла передать проза — эмоциональный всплеск гражданской страсти, в поэтическом строе дум получало свое развитие и воплощение.

Выбирая из биографии героя, с которой у читателя была возможность познакомиться, один лишь, но кульминационный, судьбоносный эпизод, Рылеев воздействовал на своих современников, «воспитанников», эмоционально. 21 историческая судьба интегрировала в себе систему таких гражданских эмоций, превратив книгу «Дум» Рылеева в своеобразный учебник гражданских добродетелей. Это не отвечало пушкинским представлениям о назначении поэзии, но для поэта-декабриста установка на агитационно-пропагандистский пафос искусства, его воспитательную роль была определяющей. Но, вероятно, и сам Рылеев чувствовал определенный схематизм в обрисовке своих героев, их психологическую статику. Этим во многом определяются его поиски в области лиро-эпоса. Обращение к героям малороссийской истории — гетману Мазепе, его племяннику Войнаровскому, предводителю казацкой вольницы Северину Наливайке, Богдану Хмельницкому способствовало углублению психологических характеристик персонажей.

Рылеев колебался между поэмой и трагедией. Так, Мазепа мог стать героем и лиро-эпической поэмы и драмы. Национально-освободительная борьба украинского народа, освобождение от польского гнета — в центре неосуществленных замыслов о Наливайке и Хмельницком, но показательно нарастание эпических тенденций в творчестве поэта, его стремление раскрыть характер и судьбу героя на фоне исторических событий, в контексте движения народных масс.

Анализ «Войнаровского» Рылеева

Реализацией этих тенденций в определенной степени стала завершенная в 1824 г. поэма «Войнаровский», которую заметил и оценил Пушкин. «С Рылеевым мирюсь, — писал он, — «Войнаровский» полон жизни», — и так конкретизировал эту оценку: «... слог его возмужал и становится истинно-повествовательным, чего у нас почти еще нет». Можно говорить об определенном воздействии на это произведение позднего Рылеева канонов байронической поэмы. В ее центре — разочарованный герой, пересматривающий свой жизненный путь. Племянник Мазепы, Войнаровский в сибирской ссылке увидел всю бесперспективность деяний своего дяди, почувствовал бесплодность своих поисков. Но в отличие от байронических героев ссыльный Войнаровский разочарован, но не сломлен, не превращается в мизантропа.

Рылеев сознательно не следует исторической правде, что подчеркнуто двумя прозаическими жизнеописаниями (Мазепы и Войнаровского), предпосланными поэме и отличающимися от жизни поэмного героя. Войнаровский Рылеева — носитель гражданских идеалов, близких декабристской риторике. Его исповедь, обращенная к встреченному на его пути историку, исследователю Сибири Гергарду Фридриху Миллеру, близка по своему пафосу и стилю монологам героев «Дум». Но в отличие от них характер Войнаровского лишен статики; он — живая, сомневающаяся, склонная к хандре личность. Он человек с биографией, герой пути. Оживляет его фигуру образ героини, его невесты, последовавшей за ним в ссылку и нашедшей здесь смерть. Умирает и сам Войнаровский, и его драматическая судьба — предчувствие и предсказание трагической участи самого Рылеева, его сосланных в Сибирь друзей и их жен, добровольно последовавших за ними.

Своеобразие поэмы, что особенно подчеркнул Пушкин, определяется ее новым слогом, «истинно-повествовательным». Подробное и почти этнографически точное описание окрестностей Якутска (кстати, первоначально сюда будет сослан А. Бестужев), видимо, почерпнутое из сочинений того же Миллера, развернутые примечания, проясняющие особенности языка и нравов местных жителей — всё это важный этап русской романтической поэмы на пути освоения местного колорита при изображении истории.

Поэме предпослано послание «А.А. Бестужеву», заканчивающееся известными словами: «Я не Поэт, а Гражданин», в которых афористически выражена эстетическая и политическая позиция Рылеева.

Источник: Янушкевич А.С. История русской литературы первой трети XIX века. - М.: ФЛИНТА, 2013