Монтень "Опыты": портреты в произведении

Монтень взял в качестве объекта для наблюдений и размышлений человека в самом общем его значении. В том, что относится к области, так сказать, философии человека, он не позволил себе никаких умолчаний, никаких домыслов, никаких привнесений.

Монтень — глубочайший психолог. Если бы ему довелось писать романы, то он, верно, писал бы их, как Стендаль, а отнюдь не как Вальтер Скотт. Свои наблюдения он запечатлевает по-писательски, иначе говоря, решает психологические проблемы скорее артистически, чем научными методами. Его книга полна многозначительных картин. Перед нами предстают или его современники, его друзья, знакомые, соседи, или исторические лица минувших эпох. Он размышляет как философ. Его теоретические посылки выдержаны в рамках чистой мысли. Их же оформление дано художественным, метафорическим, образным и часто эмоционально окрашенным языком, что не терпит научное изложение. Примеры, приведенные им для аргументации своих мыслей, часто представляют собой образцы настоящей художественной прозы.

В XIII главе II книги он рассуждает о том, что трудно бывает человеку примириться с мыслью о наступающей последней минуте жизни. Эта мысль не нова. Мы, пожалуй, согласились бы с автором без особого спора, согласились бы холодно, спокойно и, может быть, даже не без некоторой досады (Кому же это не известно? Что за банальные истины!). Но тут же Монтень рукою художника набрасывает облик умирающего человека, несколько штрихов, и мы слышим шепот больного и слова надежды на краю могилы: «Другие хворали больше и выжили. Не так уж все плохо со мной, как думают. Пусть даже будет хуже. Что ж! Бог немало совершил чудес...»

И от нашего равнодушия не осталось и следа. Мы охвачены тревогой. Кто этот человек, цепляющийся за жизнь? — Он, ты, я и в конце концов все мы. Когда это было? — Вчера, сегодня, всегда, и ныне и присно и во веки веков. Никакие логические построения не могут взволновать так, как эти немногие строки, показавшие реального, живого человека. А ведь в этом и заключена тайна искусства.

В другой главе он рассказал о скорби отца, потерявшего сына. Мысль тоже не нова и сводится к следующему: часто родители с притворной холодностью держат своих детей на расстоянии и лишают самих себя счастья дружеского общения с ними. Она, эта мысль, оставила бы нас равнодушными. Но Монтень тут же опять рукой истинного художника нарисовал нам живую картину.

«Покойный господин маршал де Монлюк, потеряв сына, погибшего на острове Мадера, храброго дворянина, подававшего большие надежды, мне высказывал между прочими своими горестями печаль и сердечные терзания от сознания того, что так и не смог сблизиться с сыном, что за серьезностью и родительской гримасой утаил свои чувства к нему. Не узнал его, не привлек к себе, не дал ему понять, какое дружеское расположение питал к нему и какого высокого мнения был о нем. «И бедный мальчик,— говорил он,-— никогда не видел от меня ничего, кроме холодной и полной презрения отчужденности, и унес с собой уверенность в том, что я не знал его, не любил, не уважал. Чего же я опасался, зачем не открыл, какую привязанность питал к нему в душе? А я ведь себя насиловал, заставлял себя носить эту глупую маску и потерял радость общения с ним, дружеского его расположения ко мне, да и как он мог быть не холодным, не отчужденным, если видел во мне лишь строгость и тираническую отстраненность».

Психологические портреты современников начертаны рукой смелой и сильной. Они предстают перед нами живыми. Таков, как мы видели, маршал Монлюк, жестоко подавивший движение протестантов в Гиени, необщительный и отчужденный даже с теми, кого уважал и любил. Другой портрет столь же выразителен. Это некий декан монастыря св. Илария в Пуатье, имя которого Монтень не пожелал сообщить, более двадцати лет просидевший в своей келье - в добровольном одиночестве, в бессмысленной и самоубийственной вражде с миром и людьми. Мы видим этого человека нервно шагающим каждодневно в узком пространстве затхлой клетушки — туда и сюда, туда и сюда, - постоянно покашливающим, недовольным собой и людьми, позволявшим только раз в сутки своему слуге приносить ему пищу.

Источник: Артамонов С.Д. Сорок веков мировой литературы. В 4 кн. Кн. 3. Литература эпохи Возрождения. – М.: Просвещение, 1997