Мишель Монтень: эпоха, жизнь и творчество

Сохранился листок календаря, где записано: «В этот день (а это было 13 февраля)… от благородной четы — Пьера Монтеня и Антонины Лопес — родился Мишель Монтень … в год Рождества Христова 1533 по латинскому летосчислению». Писал это сам Мишель Монтень, воспроизводя то, что знал от родителей.

Сохранился и другой листок календаря. Кто-то гусиным пером, рукой неуверенной, с кляксами и помарками, записал: «В этом, 1592 году умер Мишель сеньор де Монтень в возрасте 59 с половиной лет». Сообщалось, что тело сеньора погребено в церкви Де Пейан в городе Бордо, а сердце — в местной церкви Святого Михаила и что на то была воля вдовы Монтеня Франсуазы де ля Шассень.

Две даты, и между ними целая жизнь с ее страстями, страданиями, поисками, размышлениями. «Под каждой могильной плитой погребена вселенная»,— писал когда-то Кант. Мы редко думаем об этом, стоя у могильной плиты, а между тем каждая человеческая жизнь так же значительна, как и то, что окружало и сопутствовало ей.

В бордосской церкви Де Пейан находится пышный мраморный саркофаг. Наверху его — скульптурное изображение лежащего во весь рост воина со сложенными молитвенно руками (знак покорности превечному закону рождения и смерти), в полном боевом снаряжении, в латах, поножах, с каской и шпагой. На боковых стенках саркофага — ангелы и череп с пустыми глазницами. Торжественно, монументально, мрачно — в духе модного тогда барокко. Однако погребенный в церкви человек никогда боевого снаряжения не носил, ни в каком сражении не участвовал, но то были атрибуты дворянского звания, отличительные знаки владетельного сеньора. О подлинных прижизненных занятиях погребенного больше говорит надпись на древнегреческом языке на боковой стенке саркофага: «Он принципы Пиррона соединил с верой в Господа нашего Христа». Как были соединены принципы греческого философа Пиррона, жившего в 360— 270 годах до нашей эры, философа-скептика, сомневавшегося во всем и вся, с христианством, не допускающим никакого сомнения и колебаний в вере, представить трудно,—но мы у могилы мыслителя, философа, писателя. И если уж говорить о символах, характеризующих личность, то здесь уместнее была бы книга. Погребенный жил в окружении книг, дышал атмосферой мысли, в которой и прошлое и современность в нерасторжимом синтезе соединялись со словом «человечество».

Монтень пишет, что дом его всегда был открыт для людей науки. Для отца высказывания ученых были непогрешимыми, как изречения оракулов. Монтень рассказывает об этом как о милой слабости отца. Само собой разумеется, что Пьер Эйкем все советы своих мудрых наставников использовал для воспитания сына.

Гуманисты призывали к изучению античности — светлой, мудрой, прекрасной(именно такой она представлялась их восторженному воображению в отличие от дикого, варварского Средневековья), античности, которую надо было бы возродить во всем ее блеске. Это была их мечта.

Пьер Эйкем, преданный их идеям, для обучения сына выписывает из Германии ученого-латиниста, не знавшего ни одного французского слова. С мальчиком он мог говорить только по-латыни, которую ребенок усвоил настолько хорошо, что язык древних римлян стал, в сущности, его родным языком. Увлечение античностью было настолько сильным, что Монтень, как, видимо, и многие его сверстники, порой знал лучше улицы и переулки Древнего Рима, чем столицу своей родины Париж, в чем он сам признавался.

От шести до тринадцати лет Монтень обучается в коллеже города Бордо. И здесь царит культ античности. Прекрасные преподаватели, знатоки греческой и римской литератур, они переводят античных авторов, сами пишут пьесы, подражая им. В школьных спектаклях принимает участие и мальчик Монтень.

Нет сведений о том, где он окончил университет, видимо, в Тулузе. В 21 год его отправили в юридический корпус, в течение 16-ти лет он выполнял обязанности судейского чиновника. В регистрационных списках бордоского парламента около имени Монтеня не раз значится приписка: «...в отъезде ко двору». В «Опытах» он сообщает о своих встречах с королями Франции Генрихом II, Франциском II, Карлом IX, Генрихом III, Генрихом IV. С последним Монтень, пожалуй, наиболее близок, принимая его у себя в замке в качестве гостя. Знал он и многих крупных политических деятелей обеих враждующих партий — католиков и гугенотов

Монтень остался в стороне. Ему казалась эта битва бессмысленной, и он не захотел примкнуть ни к одной из борющихся партий.

Он покидает службу, уединяется в своем замке, избирает для себя одну из башен (она сохранилась), помещает там библиотеку, спальню, решив «благосклонствовать музам в тишине», "не участвуя в волнениях мирских", как пушкинский вельможа, князь Н. Б. Юсупов в Архангельском, под Москвой.

В шестидесяти километрах от Бордо среди полей и виноградников возвышается замок Монтень, правда, тот замок, который видел нашего Монтеня от его рождения и до смерти, сгорел в 1880 году, но был восстановлен по первоначальному плану. В первозданном виде сохранилась лишь угловая башня замка, где Монтень писал свою единственную, ставшую вечной книгу, скромно названную им «Опыты». Сохранилась и церквушка Святого Михаила. Недалеко расположен замок Мотекулон, принадлежавший когда-то брату Монтеня Бертрану.

Юго-запад Франции. Благодатная сторона. Лолина реки Гароны. На западе плещутся волны Атлантического моря, принося освежающие воздушные потоки в жаркие дни; на юге — горы Пиренейской гряды. Пылкие южане. Их характер описал Александр Дюма в своем бессмертном д'Артаньяне. Синее, почти всегда безоблачное небо, воздух, напоенный ароматами полей и лугов. Крестьянские селения. Крестьяне — вечные труженики. Труд — это их бремя, но и радость. Почти никогда не болеют, а если болеют, то переносят недуг на ногах. Ложатся по болезни, чтобы уже не встать. Они полны почтения к местным сеньорам — так заведено издавна. Покорно несут подати в господскую, государственную, церковную казну. Богу — Богово, кесарю — кесарево.

По вечерам разносится умиротворяющий звон колоколов. Все дышит покоем и благодатью. Но это в редкие дни. Увы, беспокойно жилось французам в дни Монтеня, много страданий, трагедий и жестокостей выпало на долю его современников.

Здесь, в этой обстановке жил и творил Монтень. В единственном своем сочинении («Опыты») писатель изложил в свободной, раскованной, непритязательной и потому чрезвычайно впечатляющей форме важнейшие идеи эпохи Ренессанса. Он не присутствовал при его начале, родился в самую бурную эпоху его цветения и буквально был взращен и воспитан под его благотворными лучами.

Философы не приняли Монтеня в свою среду. Они не нашли в нем строгой дисциплины мышления, логически построенной системы Их шокировала его разбросанная, хаотичная, импрессионистическая манера письма. Историки литературы часто отказывают ему в праве именоваться писателем, ибо не находят в нем основного элемента художественного мышления — вымысла.

Между тем Монтень — глубочайший мыслитель и великий писатель-стилист. По глубине и широте охвата проблем бытия личности и общества равных ему в эпоху Ренессанса нет. Идейное наследие Ренессанса представлено в его «Опытах» в предельно сконцентрированном виде. Это квинтэссенция. В них все, о чем размышляли гуманисты, что хотели заповедать человечеству, и не в форме бесспорных, раз и навсегда обретенных аксиом, а в парадоксах диалектической мысли, в сложности противоречий познания.

В центре книги бордоского автора — Человек. От внимания автора «Опытов», кажется, не ускользнула ни одна деталь в жизнедеятельности человека. Видимо, поэтому по силе влияния на литературу нового времени, на ее главнейших представителей, пожалуй, не найдется такого, равного Монтеню. У колыбели великих писателей мира почти всегда раздавался голос Монтеня или отзвуки его речей. Для читателей его книга — школа мышления, школа познания, школа незамутненного видения мира.

Источник: Артамонов С.Д. Сорок веков мировой литературы. В 4 кн. Кн. 3. Литература эпохи Возрождения. – М.: Просвещение, 1997