Описание и анализ произведения "Энеида" Вергилия

«Энеида» («Aeneis») — эпос П. Вергилия Марона. Эпос, посвященный судьбе троянца Энея, которому было предназначено стать родоначальником римской державы, написан в последние годы жизни поэта, умершего в 19 г. до н.э. Сочинение в 12 песнях осталось незавершенным (в сюжетном отношении замысел, по-видимому, был исчерпан, и это касается лишь внешней отделки: некоторые стихи не закончены); сам поэт завещал не издавать свои произведения, не опубликованные при жизни им самим; его душеприказчики Варий и Тукка с согласия Августа нарушили его волю. «Энеида» Вергилия, превратившаяся в национальный римский эпос и вытеснившая в этом отношении «Анналы» Энния, стала предметом школьного изучения и оказала колоссальное влияние на развитие латинской, а в дальнейшем и новоевропейской поэзии.

Композиционно эпос делится на две части: первые шесть песен посвящены странствованиям Энея до его прибытия в Лаций, последующие — войнам с соседями. Соответственно гомеровскому прототипу первая часть выстроена композиционно сложнее: так, содержание второй (гибель Трои; этого нет у Гомера, но есть в поэмах Троянского цикла) и третьей (странствия после отплытия из Трои) книг хронологически предшествуют событиям первой и оформлены как рассказ самого Энея (как Одиссей повествует о своих приключениях на острове феаков). Четвертая песнь — одна из самых ярких и знаменитых — целиком самостоятельна; изображение любви и гибели карфагенской царицы Дидоны, психологически глубокое и риторически изощренное, более близкое к технике эллинистического эпоса («Аргонавтика» Аполлония Родосского), чем к героическому эпосу эпохи архаики, стало одним из фундаментальных текстов европейской поэзии. Пятая песнь (игры в память Анхиза) восходит к гомеровским описаниям игр на острове феаков («Одиссея») и в память Патрокла («Илиада»), Шестая песнь (нисхождение в Аид) соответствует одиннадцатой песне «Одиссеи» (аналогичный сюжет); Вергилий использует ее для провиденциального обоснования великих судеб римского народа, предназначенного для управления миром. С религиозно-мифологической точки зрения она содержит множество италийских элементов, естественно, отсутствующих у греческого предшественника.

Вторая половина «Энеиды» Вергилия (композиционно подчеркнутая особым обращением к Музе, правда, не в самом начале седьмой книги), выстроена более последовательно (как и ее гомеровский прототип). Одна из наиболее интересных творческих переработок мотивов «Илиады» — эпизод гибели Ниса и Евриала в италийском лагере (аналог разведки Диомеда и Одиссея в 10 песне «Илиады», закончившейся для них противоположным образом); описание щита Энея, также вдохновленное греческим эпосом, служит цели показать провиденциальность судеб римской державы. Здесь хронологическая последовательность не нарушается; борьба Энея с Турном (к которому поэт относится объективно, не желая умалять его доблести в угоду римскому патриотизму, как и прежде он не умалял достоинств Дидоны) разворачивается до своего логического предела: гибели Турна в единоборстве (его погубила перевязь Палланта точно так же, как в свое время доспех Патрокла погубил Гектора). В дальнейшем тесная привязка ко многим мотивам гомеровского эпоса послужила поводом для упреков в подражательности.

Характеры героев отличаются сложностью и глубиной: Эней сочетает черты традиционного эпического героя с мягкостью и благочестием в духе традиционных римских ценностей (как они воспринимались поколением, пережившим ужас гражданских войн и с энтузиазмом приветствовавшим Августов мир); характер Дидоны в его страстной неуравновешенности отличается варварскими чертами (как характер Медеи в предшествующей греческой традиции); поэт не приукрашивает покорность главного героя божественным судьбам — и в подземном царстве карфагенская царица с возмущением отворачивается от него.

«Энеида» — самое зрелое произведение Вергилия; это сказалось на его приемах, языке и стиле. Влияние эллинистической поэзии, столь явное в произведениях из «Appendix Vergiliana» (если признавать их подлинность) и ощутимое в «Буколиках», здесь окончательно уступает место вполне сложившемуся классицизму августовской эпохи. Хронологическая последовательность греческих образцов обратна реальной: от новой поэзии (Феокрит в «Буколиках») через популярный в эпоху эллинизма дидактический эпос (Гесиод в «Георгинах») Вергилий обращается непосредственно к древнему гомеровскому эпосу. Он сохраняет так называемый «божественный аппарат», хотя последний у него — при всем обилии италийских элементов — отличается большей искусственностью и проникнут философскими мотивами (например, религиозно-философский скептицизм молитвы нумидийского царя Иарбы к отцу-Юпитеру: «Если ты существуешь...»). В языке и стиле эпоса сказалась достигнутая к тому времени (прежде всего в творчестве неотериков и прежде всего Катулла) зрелость латинского гекзаметрического стиха: техника эпического гекзаметра у Вергилия, конечно, далека от модернизма кружка Катулла (он использует архаические формы и слова в духе традиции римского исторического эпоса), но доходящая до безвкусицы пестрота языка Энния чужда ему в еще большей степени: в стилистике «Энеиды» Вергилия преобладают уравновешенная классичность и строгий вкус.

Эпос содержит разнообразнейший материал, сложный для анализа с точки зрения источников. Шестая песнь — своеобразная энциклопедия царства мертвых. Безусловно, Вергилий не мог игнорировать исторические труды Варрона — основной источник того времени по римским древностям, — однако его колоссальная эрудиция не сводилась к нескольким даже самым крупным работам. Для создания «Энеиды» были предприняты собственные исследовательские усилия, значение которых трудно переоценить.

Эпос Вергилия «Энеида» сразу же стал классическим произведением, воспринимался как второй после гомеровского и не терял этого значения вплоть до нового времени. Римская эпическая традиция (кроме «Фарсалии» Лукана) ориентируется на него. Высоко ценил его Данте; первый стих «Освобожденного Иерусалима» Торквато Тассо свидетельствует о христианском видоизменении традиции Вергилия. Эпика Вергилия дала две разновидности подражаний: религиозный эпос (библейская эпика Милтона с многочисленными цитатами из римского поэта и «Мессиада» Клопштока) и исторический («Лузиады» Камоэнса; «Генриада» Вольтера; на русской почве — «Россиада» Хераскова). Последний опыт считается неудачным, однако это свидетельствует скорее об утрате вкуса к эпическому. Две песни эпоса М.В. Ломоносова «Петр Великий» свидетельствуют о доминировании вергилиевских решений в композиции: морская буря у Соловецкого монастыря в первой и повествование о стрелецких мятежах во второй. На рубеже XVIII—XIX вв. отношение к Вергилию меняется: романтическая критика переставляет акценты, и в качестве «второго классика» после утратившего всякое влияние на ход литературного процесса Гомера стал восприниматься Шекспир. В России В.Г. Белинский поддерживает мнение, что подлинным римским эпосом был исторический труд Тита Ливия; влиятельных защитников у римского поэта более не находится. Научная критика предъявляет Вергилию следующий упрек: он неправильно понял сущность эпического жанра, усмотрев ее в «божественном аппарате», и создал нечто искусственное, что принесло искусственные же плоды в европейской поэзии, пустившейся в пустое подражание. В XX веке значение Вергилия и его эпоса стали оценивать более трезво; однако сам жанр героического эпоса ушел в прошлое, и наследие римского поэта во многом утратило свою актуальность.

Источник: Энциклопедия литературных произведений / Под ред. С.В. Стахорского. - М.: ВАГРИУС, 1998