Корнель "Цинна": анализ

Трагедия великого французского драматурга Пьера Корнеля пользовалась большой славой в России конца XVIII — начале XIX в. Уже в 1775 г. Я. Б. Княжнин перевел «Сида», в 1779 г. «Цинку» и "Помпея", а в 1788 г. «Родогуну». Позднее, в 1817 г., А. И. Чепягов, А. А. Жандр, А. А Шаховской и П. А. Катенин создали перевод «Горация», который в октябре того же года с успехом был исполнен в Петербурге с участием Е. С. Семеновой, М. И. Вальберховой и Н. Г. Брянского. Несколько лет спустя - в 1822 г.— тем же Катениным был осуществлен новый перевод «Сида», а в 1818 г. в 44-й части журнала «Сын Отечества» им был напечатан «Отрывок из Корнелева „Цинны”» (явление 3 первого действия трагедии) — монолог героя, обращенный к его возлюбленной Эмилии и исполненный горечью негодования против императора Августа, монолог, содержащий план заговора прошв Октавия-Августа и убийства его Цинной в Капитолии, в момент торжественного публичного жертвоприношения богам.

Осуществленные Катениным и его друзьями в 1817—1822 гг. переводы, в которых он стремился воскресить на русской сцене «Корнеля гений величавый», стали важной вехой в развитии русской общественной мысли и русского театра преддекабристской эпохи. И не случайно Пушкин упоминает об этой заслуге своего старшего друга в 18-й строфе первой главы «Евгения Онегина» — в известном лирическом отступлении, посвященном «старым» годам истории русского театра. Герои Корнеля с их высоким чувством долга и величественной гражданской риторикой (как это не раз справедливо отмечалось исследователями Катенина и историками русского театра) были созвучны тому героическому духу, который воодушевлял русскую свободолюбивую молодежь конца 1810-х — начала 1820-х годов. Однако при воспоминании сегодня о переводах Катенина из Корнеля невольно в голову приходит вопрос, почему, осуществив переводы «Сида» и "Горация" (последний — вместе с ближайшими друзьями), Катенин не осуществил полного перевода «Цинны», ограничившись публикацией из этой трагедии всего лишь одного — хотя и очень важного в идейном отношении - фрагмента. Что побудило Катенина отказаться от плана перевода для русской сцены всей трагедии?

Что обстоятельство это не было случайным, свидетельствует статья III позднейших «Размышлений и разборов» Катенина (1830), где автор, говоря о Сенеке, упоминает, что «Корнель уважал Сенеку отменно и учился в его творениях». О том, что Катенин имел в виду в данном случае в первую очередь «Цинну», свидетельствует посвящение, предпосланное Корнелем этой трагедии, которое он сопроводил (уже известным во Франции по переводу Монтеня в XXIV главе 2-й книги «Опытов») отрывком из трактата Сенеки «О милосердии» (Lib. 1. De dementia. Cap. IX), откуда драматург заимствовал сюжет своей трагедии. Прямой ответ на этот вопрос дает письмо Катенина к актрисе А. М. Колосовой от 12 июля 1824 г., где Катенин заявлял: «...Я не люблю этой подлой пиесы».

Почему Катенин не любил «Цинны» и считал эту великую трагедию «подлой»? Догадаться об этом нетрудно, как нетрудно и из анализа содержания трагедии понять, что мнение Катенина о ней, хотя и было обусловлено его идеологической позицией участника «Союза Спасения», автора стихотворения «Отечество наше страдает...», призывавшего к свержению "трона и царя" , не учитывало всей ее глубины и сложности, а также и тех важнейших политических уроков, которые она содержала для участников будущего декабристского движения.

Трагедия Корнеля «Цинна, или Милосердие Августа» (1640) была воспринята уже многими современниками (так же, как позднее Катениным), а нередко воспринимается и до сих пор, как «своеобразная политическая утопия, призванная воссоздать образ идеального монарха». В действительности же дело обстоит гораздо сложнее. Хотя император Август в финале этой трагедии — после ряда колебаний — прощает своего противника Цинну и заключает с ним и его единомышленниками - бывшими заговорщиками — политический союз, подлинная суть трагедии отнюдь не сводится к апологии "милосердия" Августа. Наоборот, Август с самого начала выступает в ней как жестокий, коварный и глубоко расчетливый политический деятель. Для того чтобы достичь абсолютной власти, он без угрызения совести переступил через трупы Марка Антония, своего учителя Торания (отца возлюбленной Цинны — Эмилии) и тысяч других римлян. Но время сделало Августа политически умудренным, зорким и дальновидным политиком. Овладев (благодаря предательству участника заговора Цинны — Максима) планами заговорщиков, Август решает не предавать их казни, а наделяет высокими постами, делая своими ближайшими соратниками.

Уже Наполеон I разобрался в истинном смысле трагедии Корнеля, высказав догадку, что Август, прощая Цинну и предлагая ему свою дружбу, отнюдь не руководствуется искренним чувством, но прибегает к тонкому политическому маневру. Однако дело не только в этом. Для понимания философско-исторического смысла трагедии Корнеля — одной из художественных вершин всего его творчества и вместе с тем своеобразного жизненного итога его долгих и весьма непростых исторических и политических размышлений — важны разворачивающиеся между Цинной, Максимом, Августом и другими действующими лицами трагедии Корнеля идеолого-политические дискуссии. Дискуссии эти затрагивают широкий круг проблем, связанных с темами государственной власти, перспектив направленных против монарха политических восстаний, стремящихся к установлению республиканских форм правления.

Хотя действие «Цинны» приурочено к эпохе Августа, а сведения о личности ее главного героя, равно как и о исходе его борьбы с римским императором, Корнель почерпнул из рассказа Сенеки, проблематика «Цинны» имела для Корнеля и его современников отнюдь не только культурно-исторический интерес. И недаром точно так же оценил смысл этой трагедии Катенин, который воспринял ее как дань Корнеля идее «просвещенного абсолютизма».

Корнель был современником становления и укрепления французского абсолютизма. И в то же время он был современником Тридцатилетней войны (1618 — 1648), Фронды (1648-1659), английской революции (1642 - 1660). В его время еще не затихла память о Варфоломеевской ночи, народных мятежах и дворянских заговорах XV —XVI вв., об убийстве в 1610 г. Генриха VI, о борьбе с гугенотами и о других бурных событиях тогдашней истории Европы. Размышления над историей его времени определяли проблематику "Цинны" — трагедии, написанной в год обострения конфликта между Карлом I и сторонниками Долгого парламента в Англии и в последние годы Тридцатилетней войны.

Корнель приходит к исполненному горечи выводу, что новые заговоры и гражданские войны способствовали бы гибели Франции. Поэтому (а не из-за личного благородства Августа и преимуществ абсолютизма) страна, которая все равно не может в сложившихся исторических условиях достичь желанного идеала свободы, вынуждена примириться с режимом абсолютной монархии. Ибо монархия эта, хотя и остается злом (если рассматривать ее с точки зрения желаемого, но недостижимого сегодня идеала), все же является для страны злом меньшим, чем неизбежная иначе цепь мятежей, заговоров и гражданских войн. Любому объективному и вдумчивому читателю очевидно, что вся эта достаточно горестная политическая философия Корнеля, вопреки мнению о Корнеле в статье "Истории всемирной литературы" покойного Д. Д. Обломиевского, не имеет ничего общего с «политической утопией» и "воссозданием образа идеального монарха". Корнель ни в одной из своих трагедий не выступает как политический утопист. Наоборот, так же, как Шекспир и Расин, он, хотя и по-своему, относится к реальной монархической власти (в том числе и к образу Октавия-Августа) весьма критически, хотя поневоле мирится с ней, как с исторически неизбежной, по его убеждению, для современной ему Франции формой политического правления, но лишь потому, что любая другая, республиканская или демократическая фронда, привели бы Францию, по его мнению, к еще более печальным историческим судьбам (какие представляют, с точки зрения драматурга, борьба политических честолюбий и опасность новой гражданской войны).

Источник: Пушкин. Достоевский. Серебряный век. / Фридлендер Г.М. СПб: "Наука", 1995