Французская проза эпохи Возрождения

Пушкин отдавал предпочтение французской прозе XVI столетия перед стихами того же века. «Во Франции тогда поэзия все еще младенчествовала... Проза уже имела сильный перевес: Монтень, Рабле были современниками Марота («О поэзии классической и романтической»). Нельзя не согласиться с великим русским поэтом: XVI век дал Франции Маро и Ронсара, но миру —Рабле и Монтеня.

В то время, когда поэты «истощали свои силы» в поисках лучших форм стиха, прозаики меньше всего думали о красотах стиля и старались в непритязательной ясности изложить свои мысли, наблюдения, рассказать о событиях и фактах, воспроизвести в точности слышанное слово, нарисовать живую картину.

Проза устояла, не поддалась модному среди поэтов стремлению украсить цветами латинской риторики живую французскую речь. В известной степени это произошло в силу того, что за перо в ту пору брались люди, никак не претендовавшие на лавры писателя. Среди лучших стилистов Франции той поры мы найдем ученых, таких, как Амбруаз Паре, Бернар Палисси, Этьен Паскье, Амио и др.; солдат, как Лану, Конде и даже Генриха IV, письма которого являются образцом великолепной французской речи; придворных Брантома и Летуаля.

Писать «красиво», с риторическими украшениями такие люди почли бы для себя унизительным, и они писали просто, как говорили, и речь письменная становилась образной без искусственности, яркой без нарочитости, фраза короткой, иногда с красноречивыми недомолвками, легкой, изящной, как у Амио, грубоватой и сильной, как у Лану.

Проза всегда была деловой, писалась не для развлечения, а для дела, поэтому всякое украшение в ней казалось неуместным. Любопытен отзыв о французской прозе той поры лучшего английского стилиста XVIII столетия лорда Честерфилда, который писал: «Простота и ясность "Писем кардинала д’Осса" показывают, как должно писать деловые письма. Никакая аффектация, никакой изысканный оборот не затемняет, не затрудняет понимание предмета, всегда излагаемого ясно и просто, как того и требуют вообще дела».

Рабле и Монтень оба были противниками риторического педантства или «цицеронианства» (Монтень), засорения французской речи латинскими терминами, латинскими оборотами. "Нужно говорить языком общепринятым",— писал Рабле.

Французская поэзия школы Ронсара ориентировалась на инородную языковую стихию, французская проза Рабле и Монтеня, наоборот, черпала свою силу в родной почве, отсюда ее "решительный перевес" над поэзией. Бурные события религиозных войн породили в участниках этих событий желание запечатлеть их в дневниках и мемуарах. Вторая половина XVI столетия особенно богата мемуарами. Они истинные представители художественной прозы той поры. В наивной простоте речи заключена яркая сила изображения.

Великолепным памятником эпохи является художественный перевод «Жизнеописаний» Плутарха, сделанный Амио. Книга Амио два века спустя вызывала еще восторженное восхищение. Гете вспоминал в «Поэзии и Правде», что юношей зачитывался Амио.

Самыми значительными умами Франции XVI столетия были, бесспорно, Рабле и Монтень. Так непохожие друг на друга, они делали общее дело. Роман Рабле был, однако, едва лишь прочитан автором «Опытов». Монтень только однажды упомянул имя Рабле, назвав его писателем «непритязательно забавным».
Рабле создал жанр сатирического философского романа. Его произведение стало энциклопедией французского Возрождения первого периода.

Источник: Артамонов С.Д. Сорок веков мировой литературы. В 4 кн. Кн. 3. Литература эпохи Возрождения. – М.: Просвещение, 1997