Анализ романа Джона Гарднера "Никелевая гора"

Роман Джона Гарднера «Никелевая гора» («Nickel Mountain», 1973) написан в мягкой лирической манере, характерной для стиля моло­дого американского прозаика. Он пропитан раздумьями автора, высказываемыми от лица главного героя — Генри Сомса, либо в диалогах его же с Джорджем Лумисом — его ближайшим и верным дру­гом.

В романе почти нет сюжета. Ситуация, на которой строится повествование в романе, почти банальна: шестнадцатилетняя Келли Уэллс, обманутая сыном богатого фермера Уиллардом Фройндом и ждущая от него ре­бенка, становится женой Генри Сомса, хозяина закусоч­ной на одной из больших дорог Американского Севера, где она работает. Хотя Келли и привлекает Сомса, женитьба его на ней — скорее акт альтруизма. В поступ­ке Сомса проявляется его глубокая человечность, спо­собность к состраданию, доброта и глубокая порядоч­ность.

Все, что происходит затем, — а в сущности, ничего существенного в сюжетном плане и не происходит, — это хроника жизни одной заурядной семьи в одном населен­ном пункте глубоко провинциального района США, И это закономерно, ибо Гарднера интересуют не собы­тия и сюжетные коллизии, а возможность подумать и поговорить о жизни и смерти, о смысле и значении чело­веческого бытия.

Генри Сомс не молод, хотя и не стар: страдая тяже­лой сердечной болезнью, он в сорок лет может с минуты на минуту ждать смерти. Болезнь его не ожесточает, и Генри умеет многое прощать людям, понимая тяжесть «доли человеческой» и сложность причин человеческих поступков и влечений.

Фермер Джордж Лумис, покалеченный в Корее, а за­тем потерявший правую руку, измолотую в сельскохозяйственной машине во время уборки урожая, поначалу вос­принимается как антитеза Сомса. Недаром он часто вступает в словесный турнир с Генри по вопросам жизни и оценки людей, при этом кажется более суровым, не­жели он есть на самом деле в своей оценке людей и их поступков.

Укоряя Сомса в идеализации людей, Лумис воскли­цает: «Ты никак не можешь уразуметь, что в основе хва­леного прогресса одна законченная подлость!» — «А я не верю в то, что бывает законченная подлость, — мягко отвечает собеседник. — Не верю, что вообще на свете бы­вает нечто законченное».

Этот отрывок из диалога двух друзей дает ключ не только к их характерам: Гарднера не так интересует лепка характеров, ему импонируют мировоззренческие проблемы, и там, где автор пускается в их решение, ро­ман приобретает философический уклон.

Если внимательно вслушаться в то, что говорит (или, чаще, не говорит) Сомс, человек мягкий и доброжелательный, и сравнить его мысли и слова со словами и, реже, мыслями Джорджа Лумиса, ожесточившегося в ре­зультате жизненных испытаний и одиночества (потеряв жену, он живет один в большом заброшенном доме, до­ставшемся ему от отца и деда), может показаться, что житейская философия друзей прямо противоположна. Но так ли это на самом деле? В некой решающей точке их взгляды неожиданно сходятся. Сомса и Лумиса объеди­няет сострадание к слабостям людей, умение прощать, но если Генри откровенен в своей терпимости, то Джордж предпочитает не снимать с лица маску убежденного скептика, не выдавать той глубокой человечности, кото­рая скрывается за суровой внешностью и сухими как будто суждениями.

Генри озабочен сложностью человеческой жизни, не­прочностью истины и неоднозначностью поступков лю­дей. Его волнуют мысли о месте человека во вселенной. Как надо жить, чтобы оправдать назначение человека? Что такое добро и как его придерживаться? — непрерыв­но спрашивает себя Сомс, не замечая того, что самый красноречивый ответ на этот вопрос — его собственная жизнь.

Иногда, правда мимоходом, Гарднер дает понять чи­тающему, что новая техника давит человека, хотя и при­звана ему служить. Но этот мотив в романе не главный. Автор склонен подчеркивать нечто «вечное» и «искон­ное», некие непреходящие ценности, за которые должен держаться человек, пока не приходит его час расчета с жизнью. Сомс постоянно думает о смысле и причудли­вости человеческих судеб. Его собственная доля и доля близких ему или просто сталкивающихся с ним людей (юной Келли, одинокого и замкнувшегося Джорджа, полубезумного Саймона, умершего в его доме) помогают понять невеселые, хотя и лишенные безысходного песси­мизма мысли автора о «человеческой доле».

Гарднер пишет о людях, живущих вдали от больших городов, о людях, еще не расставшихся со стародавними суевериями и предрассудками (вспомним эпизод, связан­ный с появлением в городке зловещей и смешной шутихи Козлихи — The Goat Lady, убежденность Келли, что в ок­но стучит выходец с того света Саймон Бейл, пророча беду, и многое другое). Проблемы, волнующие современ­ное общество если и не забыты, то как будто отодви­нуты. Писателю вовсе не чужд сатирический взгляд на людей и общественные порядки, и недаром его зари­совки эгоистов и стяжателей (таких, как Элли Уэлс или старик Фройнд и другие местные богачи) так живы и выпуклы.

Необыкновенно тонко и лирично передает Гарднер оттенки жизни природы, меняющийся в разное время года облик земли, ландшафты родного Севера. Не менее тонок его рисунок психологических портретов — сдержанный, лаконичный, всегда оставляющий повод для раздумий. Но и эти описания, и эти психологические порт­реты, при всем их совершенстве, — лишь аккомпанемент; главное в романе все же решение мировоззренческих проблем.

Хотя по жанру «Никелевая гора» роман не философ­ский, но философскую окраску ему придают многочис­ленные диалоги, как бы комментирующие ход жизни лю­дей, о которых рассказывает писатель.

Сомс не перестает искать смысл происходящих во­круг него событий, стремясь найти ответы на мучающие его вопросы, главный из которых — зачем живет он сам и есть ли смысл в жизни его близких.

Генри ищет и в конце концов находит смысл бытия. Именно поэтому книгу Гарднера не назовешь безысход­ной. Беда стучит в разные двери. Стучит она непрерывно и в двери самого Генри, но обходит его стороной. В ро­мане нет слащавого «хэппи энда» мещанской беллетри­стики: то, что трагедия не обрушивается на дом Сомса, не случайно, Генри Сомс, а за ним и его близкие служат Добру и, познав его силу, ощущают своеобразный покой и уверенность в себе.

Философия Гарднера в несколько эксцентричной фор­ме суммируется в высказываниях старого фермера Джад­кинса, рассуждающего о загробной жизни: «Может быть, и существует такая штука, как ад и рай... и я даже не возражал бы попасть в ад, если бы полагал, что заслу­жил его. Это лучше, чем получить незаслуженное отпущение грехов в последнюю минуту». Жизнь не шутка, и каждый человек должен быть в ответе за свои поступки, — такова мысль Джад­кинса, а за ним и автора книги. Философский спор по мере развития романа переходит в спор этический, что так показательно для современной литературы Запада, в которой все большее число писателей задумывается над моральной ответственностью человека перед самим со­бой и другими людьми. Гарднер подходит к верному ре­шению поставленной проблемы. Наивысшее удовлетво­рение для него в верности своим принципам, а принципы эти противостоят эгоизму и корысти мира, в котором человек человеку волк.

Источник: Ивашева В.В. На пороге XXI века: НТР и литература. Москва: Издательство «Художественная литература», 1979