Уильям Батлер Йейтс: особенности творчества поэта

На переломе девятнадцатого и двадцатого столетий в Ирландии назревала революционная ситуация. Больной для Ирландии вопрос — ее отношения с Англией, — как никогда, требовал разрешения. И именно в это время страна переживала высочайший культурный подъем, который в дальнейшем стал называться «ирландским возрождением», а его символом стал Уильям Батлер Йейтс, величайший поэт, драматург, создатель Ирландского Национального театра.

Есть писатели, биографии которых ничего не объясняют в их произведениях. Таким был, например, Томас Мур, который, создавая героическую, сатирическую или любовную лирику, совсем не был похож на воина, отдающего свою жизнь во имя свободной отчизны, или на пламенного и любвеобильного прожигателя жизни. Что же до Уильяма Батлера Йейтса, то для его творчества «биографический ключ» подходит как нельзя лучше.

Йейтс родился в пригороде Дублина, но довольно много времени проводил в приморском городке на западе Ирландии, в старинном и сказочном Слайго. Здесь каждый камень и в городе, и в его окрестностях был овеян фантастическими и героическими преданиями, к которым будущий поэт приобщился еще до того, как научился читать. Не столько семья, сколько род, родина, страна, прошлое и настоящее, — вот те понятия, которые обуславливали границы его детского мира. Герои ирландских преданий оживали в воображении мальчика благодаря развалинам древних замков и башен, курганам и каменным сооружениям. Все это окружение усиливало воздействие фантастических образов на ребенка.

Кстати, Уильям Йейтс был не первым и не последним, увидевшим в народных сказаниях источник национальной гордости и национального самоутверждения. Да и не только детским впечатлениям он обязан знакомству с ирландскими героями, ведь он довольно много занимался ирландскими сагами уже будучи взрослым и к тому же литератором. Но только Йейтсу удалось естественно впитать в себя мироощущение ирландского фольклора и столь же естественно воплотить в своем творчестве то ирландское видение себя и внешнего мира, тот ирландский мистицизм и гедонизм, ту ирландскую жертвенность и то ирландское тщеславие, которое стало основой его творчества и на которое он уже мог в той или иной степени наслаивать собственное философское «я», свое политическое кредо, пристрастия и неприятия.

Как стар наш народ, как весел, как стар —

О, как стар наш народ!

Нам тысячи лет, нам тысячи лет.

Но это — не в счет.

(Волшебная песнь)

Поэма «Странствия Ойсина» была таким же символом его ирландских корней, как легендарный воин Кухулин — символом не только Дублинского восстания 1916 г., но и всей мученической и героической истории Ирландии, насчитывавшей много столетий. Уильям Батлер Йейтс прекрасно понимал, что его имя стало символом ирландского возрождения, то есть того движения, которое подготовило англо-ирландскую войну. И то, что его интерес к ирландскому фольклору, зажженный в далеком детстве, совпал с интересами общественными, было тем совпадением личного и всеобщего, которого не может не быть в жизни большого поэта.

Со временем помимо легендарных воинов и их возлюбленных, с которыми он так или иначе сопоставлял современных людей, а потом и вместо них в его поэзии появились образы нищих, очень похожих на юродивых в русской литературе. Это не шуты Шекспира, которые, хоть и говорят правду, но живут за счет своих хозяев. Это, скорее, юродивый Пушкина, голос народный, или объединенный образ самого народа, который из-за своей убогости не должен быть очень храбрым, чтобы высказывать наболевшее прямо в лицо сильным мира сего.

Разуверившись в прогрессе после первой мировой войны, Уильям Йейтс стал делить историю на довоенный и послевоенный периоды. Он говорил в 1936 г. по радио: «Все установленное и привычное было поколеблено Великой войной. Все цивилизованные люди раньше верили в прогресс, в будущее без войн, в неуклонный рост достатка, но теперь молодые люди, оказывающие влияние на умы, начали задавать вопрос: а может ли хоть что-нибудь быть прочным и стоит ли хоть за что-то воевать? Отныне ни слово, ни единый звук не имеют права быть романтическими; все, что имело отпечаток традиций, стало неприемлемо... Тристан и Изольда стали не более подходящей темой, чем Пэддингтонский вокзал. Прошлое обмануло нас — так будем принимать дрянное настоящее».

Вместе с Тристаном и Изольдой отошли в прошлое и любимые кельтские герои Йейтса, уступив место маленькому человеку, благодаря жизнестойкости и терпению которого, несмотря на холод, голод и притеснения, выживает целый народ. Теперь именно эти люди стали выразителями его взглядов и размышлений о революции и мироздании, о мифе и вечности.

Мудрые безумцы постепенно стали похожи на безумного Лира, прозревшего трагическую правду. Одна война, следовавшая за другой, за ней третья, четвертая повергли поэта в великое сомнение по поводу здравомыслия политиков, заставили отвернуться от них и с надеждой прислушаться к голосам из народа. Но, кстати, это был голос не народа вообще, не ирландской «толпы», а изгоев, носителей народной мудрости — Безумной Мэри, Безумной Джейн, Безумного Тома, ярко выраженных личностей, принимающих мир с его злом и добром. Они не стремятся его переделывать. Они о нем размышляют. И это они, никого не судящие, осознают реальную жизнь как благо.

В этом отношении к жизни Уильям Батлер Йейтс близок английскому поэту Уильяму Блейку. Но Блейк был не единственным поэтом, оказавшим влияние на Йейтса. Благодаря отцу будущий поэт с детства жил в среде прерафаэлитов, посвятивших себя искусству и старавшихся жить по законам искусства.

В творчестве Уильяма Йейтса сошлись две могучие традиции — народной ирландской культуры и английской поэтической школы. И если без первой не было бы великого ирландского поэта, то без второй не было бы поэта вообще. Именно англичане, и в первую очередь почитаемые Йейтсом романтики Блейк и Шелли, научили его понимать искусство как высший способ познания жизни, ценить духовное начало в человеке, или «воображение», по Блейку, и «интеллект», по Шелли, в противовес рассудочности и здравому смыслу, способным лишь на поверхностное осмысление чувственного мира. Йейтс верил в великое предназначение поэта, ставящее его над суетливо мечущимися в погоне за преходящими ценностями людьми.

Для Уильяма Батлера Йейтса истинные поэты — это высшая духовная каста, объединяющая людей, которые, живя одной жизнью со своим народом, но передавая от одного к другому образы-символы, известные разным народам и разным эпохам, осуществляют связь времен и являют собой хранителей «Великой Памяти».

Реальная Англия как враг Ирландии не могла не вызывать у Йейтса негативных чувств, но английские поэты — Спенсер, Блейк, Шелли, Моррис — были его воспитателями и единомышленниками, ибо понятия «всеобщая духовность» или «единство мировой культуры» очень важны для понимания мировоззрения поэта, мучительно страдавшего из-за дисгармонии как своей собственной жизни, так и окружавшей его действительности.

Источник: Поэты - лауреаты Нобелевской премии. Антология / Ред.-сост. О. Жданко. М.: Панорама, 1997