"Игра в бисер": анализ романа Генриха Гессе

«Игра в бисер» — роман Германа Гессе. Завершен в 1943 г. Роман «Игра в бисер», анализ которого мы проведем, содержит описание «республики духа» — Касталии, куда в юности взят учеником герой книги Йозеф Кнехт, становящийся в конце концов верховным магистром этого сообщества. Сочетая в себе черты «романа воспитания» (биография Кнехта), философской прозы, где движение характеров подчинено развитию идей, и утопии (созданная в двадцать втором веке после пережитых человечеством катастроф, Касталия мыслится ее основателями как очерк и хранилище культуры, исчезнувшей из повседневных отношений людей за пределами этого уголка земли), «Игра в бисер» прочитывается и как прозрачная контрастная параллель к событиям, происходившим в мире 1930—1940-х годов.

Кнехт и его антагонист Плинио Дезиньоре ведут на всем протяжении романа спор о высших ценностях и смысле человеческого существования, подчас достаточно острый, чтобы придать интригующий интерес и напряжение фабульно почти бессобытийному рассказу. Однако, оставаясь противниками, эти основные персонажи не вступают в конфликт, который можно было бы назвать непримиримым. На взгляд Гессе, с юности увлекавшегося философскими концепциями древней Индии и Китая, бытие представляет собой не контраст, а единство противоположных начал, — концепция, последовательно реализованная на страницах «Игры в бисер», где содержатся специальные, не относящиеся непосредственно к действию комментарии, которые разъясняют важнейшие понятия (дао, инь-ян и др.), почерпнутые из книг восточных мудрецов и работ синологов.

Сосуществование и взаимодействие противоположностей определяют как расстановку действующих лиц, так и развитие наиболее важных коллизий романа. Сама Касталия показана в двойственном освещении, оказываясь и оплотом истинной духовности, и хранительницей тех культурных пластов, которые не обретают действительно весомого значения «внутри структуры народа, мира, мировой истории», поскольку оберегаемые в цитадели ценности к этой истории точно были непричастны. Дискуссия между Кнехтом и Дезиньори, касающаяся прежде всего назначения Касталии, как и оправданности самого ее существования, прочитывается под знаком обоснованности обеих этих позиций: внешне несовместимые, они предстают как дополняющие друг друга и практические в равной степени выражающие авторский взгляд.

Композиция романа «Игра в бисер» Гессе призвана воплотить такого года множественность допустимых прочтений и возможных интерпретаций содержания главных конфликтов. За обширным предисловием издателя, где сообщены наиболее существенные сведения о смысле ритуала, известного под названием игры в бисер (или игры стеклянных бус), следуют несколько жизнеописаний Кнехта и его стихи. Среди трех версий возможной своей судьбы, которые придуманы самим Кнехтом, выделяется «индийская», где герой, подобно магистру Касталии, также покидает мир, поселившись в лесу у йога, но, в отличие от Кнехта, тщательно оберегает свое отшельничество, становящееся декларацией полного неприятия суетной и бесцельной мирской жизни, которая лишена нравственного ориентира, а тем самым и оправдания. В противоположность Кнехту, тяготившемуся той чистой созерцательностью, которая признана законом и нормой обитателями Касталии, герой «индийской» версии Даса выбирает абсолютную пассивность, становясь олицетворением восточного миропонимания, противоположного деятельному европейскому духу. Для Гессе ни Кнехт, ни Даса, совершающие принципиально разный выбор, не могут, однако, притязать на владение конечной истиной. Абсолютная истина понимается писателем как химера, и Кнехт, завершая свой путь, формулирует очень важную писателю мысль, что важны не истины, в итоге чаще всего предстающие односторонними или иллюзорными, а способность «вынести действительность», сохраняя человеческое достоинство.

Этот этический императив побуждает Кнехта покинуть мир, когда он услышал тайный зов своего ученика, и навсегда погрузился в ледяные воды горного озера. Смысл эпилога «Игры в бисер» расшифровывался как растворение героя в природной стихии, которая всегда обладает неодолимой притягательностью на фоне изощренного, но бесстрастного умствования, или как обретение нирваны, или как жертвенная гибель, предуказанная самим решением героя выйти к людям из своей кастальской изоляции. Финал открыт для самых разных истолкований, как и требовал полифонический принцип построения романа, в этом отношении родственного искусству Достоевского, привлекавшего Гессе с юных лет (статья об «Идиоте», написанная в 1920 г., увенчана выводом о присущем Мышкину «магическом мышлении», то есть способности «чувствовать взаимозаменимость духа и природы, духа и свободы, добра и зла» — даре, которым щедро наделен и Кнехт).

Важнейшим стимулом, который определяет характер решений героя в ситуациях, которые для него судьбоносны, оказывается не умиротворенность, дарующая просветление, а вечное духовное беспокойство, подчеркнутое и в текстах Гессе, служащих автокомментарием к его роману. Возражая тем, кто сводил смысл истории, рассказанной на страницах «Игры в бисер», к проповеди стоицизма, даоского «принципа недеяния» и ухода от непоправимо деградировавшего мира, Гессе не раз указывал, что им внесено слишком много европейского в восточное жизнепонимание, хотя оно и вправду всегда сохраняло для него большую притягательность.

Идея служения остается доминирующей в сознании Кнехта, вне зависимости от обстоятельств, в которых он находится. Благородная, хотя во многом и наивная попытка построить безупречно гармоничный мир, когда действительность находится во власти трагического хаоса, не являлась для Кнехта лишь субъективной духовной потребностью, но выражала его стремление создать бастион культуры и интеллектуальной незапятнанности, напомнив, что высшие смыслы человеческого существования, как и предопределяемые ими высшие нравственные критерии, сохраняются во все времена.

Источник: Энциклопедия литературных произведений / Под ред. С.В. Стахорского. - М.: ВАГРИУС, 1998