Джонатан Свифт: обзор творчества писателя

Джонатан Свифт (1667—1745)—писатель-просветитель, родился в семье мелкого судейского чиновника в Дублине в Ирландии и долгое время жил на попечении своего дяди, так как отец, англичанин по национальности, умер после рождения сына, а мать уехала в Англию. Свифт получил богословское образование в одном из колледжей Дублинского университета, рано познал бедность.

Десять лет с перерывами служил он литературным секретарем у У. Темпла, бывшего дипломата, сторонника эпикурейства, соединявшего великосветские манеры с самодурством. В его поместье Мур-Парк началась со стихов и памфлетов литературная деятельность Свифта. Здесь же состоялось знакомство с юной Эстер Джонсон, вылившееся в многолетнюю, преданную дружбу. Плодотворным результатом этих отношений, окутанных во многом тайной, явился «Дневник для Стеллы» (1710—1713). Он состоит из 65 писем, адресованных Стелле, так называл писатель Эстер Джонсон. Стелла в письмах выглядит такой, какой должна быть женщина в представлении просветительской морали. Все, кто знал ее, и первые биографы Свифта, говорят о ней с неизменным уважением; утверждают, что Джонатан Свифт и Стелла состояли в тайном браке.

В дневнике упоминается также молодая женщина Эстер Ваномри, прозванная Свифтом Ванессой, в известной мере соперница Стеллы в дружеском расположении к писателю. Сохранилась и опубликована на русском языке переписка Свифта с Ванессой (1712—1722 гг.).

«Дневник для Стеллы» выходит далеко за рамки интимного, личного документа. Он содержит сведения о внутреннем мире, творческих замыслах писателя, о его собратьях по перу, литературных оценках, о наблюдательности, остроте мысли и словесном мастерстве.

Джонатан Свифт передает эпоху сквозь призму мелочей повседневности и людей, с которыми он находится в самых разнообразных отношениях, размышляя об их поступках, явных и скрытых. Есть здесь и драматизм крушения честолюбивых надежд Свифта, отражающийся на его благородных и ложных побуждениях. Таким образом, письма обретают сюжетную завершенность в судьбе самого творца.

Письма следуют одно за другим, без временного перерыва, и фиксируют все детали прожитого дня. Обеды, визиты, встречи, разговоры, переживания, мысли, заботы о векселях и арендной плате выливаются в поток жизни в ее пестроте и непредсказуемости, создают эффект присутствия. Автор иногда разыгрывает своих собеседников, сочиняет реплики на их высказывания, дурачится, шутливо бранится, внезапно меняет интонацию, прибегает к нарочитой стилевой разноголосице, подчеркивает смысловые акценты, добиваясь эффекта эмоционального переключения, мистификации и раскрывая тайну своей писательской кухни, а для истории литературы — перспективы ее развития.

Получив приход в глухой ирландской деревушке Ларакор, Джонатан Свифт отправился туда, но часто наведывался в Лондон, где встречался с представителями двора и парламента, участвуя своими памфлетами в политической борьбе. В памфлете «Битва книг» (1697) он, призывая к творческому использованию классического наследия, создал образ Пчелы, которая больно жалит слепое преклонение перед античной древностью.

В 1704 г. вышла анонимная «Сказка бочки»; здесь, как объяснял сам Свифт, он выступил с сатирой, которая была бы полезна в борьбе против грубых извращений в религии и науке. Церковная обрядность и религиозный дурман явились доступной мишенью остроумной насмешки; в результате Ватикан внес произведение в список запрещенных книг.

Репутация вольнолюбца мешала Свифту сделать карьеру. Его направили в Дублин, где на посту настоятеля собора св. Патрика Свифт оставался до конца жизни. Там писателя хорошо узнали и полюбили по «Письмам суконщика» (1724), где перечислялись обиды, которые нанесла Ирландии Англия, а некоторые места звучали как призыв к восстанию против колониального господства англичан. Когда над писателем нависла угроза ареста, никто не выдал его. Наместник Англии в Ирландии признавал непререкаемый авторитет писателя: «Я правлю Ирландией с соизволения доктора Свифта».

В годы активной борьбы за интересы народа Джонатан Свифт создал свой единственный роман «Путешествия в некоторые отдаленные страны света Лемюэля Гулливера, сначала хирурга, а потом капитана нескольких кораблей» (1726), наполнив его скорбью и гневом, порожденными протестом против пагубного влияния несправедливого строя на человеческую личность, против духовного несовершенства своих современников, их равнодушия к социальным язвам. Своим оружием автор избрал смех, язвительный, разящий, убийственный, а мишенью — неблагополучие цивилизации.

Политические системы, с которыми писатель сталкивает своего героя, смешны не только своим уродством, но и противоестественной никчемностью. Фантазия Свифта, мощная и яркая, как живописный мир его французского предшественника Рабле, овеяна уже духом Просвещения. Путешествия корабельного хирурга Гулливера показывают относительность понятий того, что хорошо и плохо, что нормально и ненормально, что разумно и глупо.

Рассказывая о стране лилипутов, где Гулливер выглядел великаном, Джонатан Свифт смеется над напыщенностью и самомнением крошечных созданий, над кровопролитными схватками высококаблучников и низкокаблучников и неразрешимым спором о том, с какого конца надо разбивать яйцо. Смешные образы и ситуации содержали намеки на двухпартийную систему вигов и тори в Англии и на разногласия католиков и протестантов.

В стране великанов Бробдингнег Гулливер сам оказался лилипутом и пытается высказать всю правду о своей Англии, о войнах, вызывая изумление у добродушных слушателей неправдоподобием своих речей. И уже с позиций ничтожной букашки, желая угодить королю великанов, Гулливер предлагает рецепт изготовления пороха. Ненависть Свифта к войне выразилась в иронической похвале Гулливера пороху, способному разрушать страны, топить корабли, крошить на куски человеческие тела, и в решительном отказе потрясенного короля Бробдингнега быть даже посвященным в тайну смертоносного изобретения.

Шарлатанство ученых изысканий, оторванных от реальной жизни, становится объектом ядовитой насмешки во время посещения Гулливером летающего острова Лапуты, где обитатели достигли невероятного развития всех наук. Описывая лапутян, пребывающих в такой глубокой задумчивости, что требовались специальные хлопушки, чтобы возвращать их к действительности, Свифт наносит удар по технократическим идеям о государственном устройстве. Как бы полемизируя с Ф. Бэконом по поводу упований на научный прогресс, он с издевкой говорит о проектах извлечения солнечной энергии из огурцов, о постройке домов начиная с крыши и кончая фундаментом, о пережигании льда в порох или обучении слепорожденных смешению красок для живописи...

Немало злых шаржей создает Джонатан Свифт в неприятии атмосферы подозрительности, нагнетания ужаса перед антиправительственными заговорами. Расшифровка писем «заговорщиков» оборачивается сатирическим обличением власть предержащих. Если упоминается стая гусей, значит, речь идет о сенате, чума — об армии, подагра — об архиепископе, ночной горшок — о комитете вельмож, метла — о революции, бездонная бочка — о казначействе, помойная яма — о дворе короля, дурацкий колпак — о фаворите, гноящаяся рана — о системе управления и т. п.

После Лапуты Гулливер попадает в утопическую республику гуигнгнмов — страну доброты, разумности, справедливости, естественности, где живут необыкновенные лошади с качествами, сделавшими бы честь людям. Сатира писателя приобретает особую горечь и злость, когда он рисует отвратительных, жадных, нечистоплотных человекоподобных йэху, приручаемых лошадьми. Мнение лошади об йэху — позиция природы по отношению к венцу своего творения — человеку, нарушившему законы разума и гуманизма: хорошо, что расположение зубов у йэху неудобно, чтобы кусать друг друга, и тем самым они ограничены в возможности причинять вред ближнему.

Свифт был безжалостен в критике общественных нравов и в то же время предан вере в нравственное совершенствование личности.

Не случайно Гулливеру удается увидеть тени великих предков — тираноборцев Брута, Томаса Мора, не случаен рассказ о восстании населения Линдалино, решившего коренным образом изменить к лучшему государственный строй. Оптимизм писателя выражен в неприятии несправедливости, в уверенности, что добро должно быть завоевано и утверждено.

Писатель скончался после тяжелой и длительной болезни на родине. Эпитафия над могилой передает основной пафос жизни и творчества Джонатана Свифта: «...жестокое негодование уже больше не может терзать его сердца. Иди, путник, подражай, если можешь, ревностному защитнику дела доблестной свободы!»

Традиции свифтовской сатиры были продолжены Филдингом, Смоллеттом, Стерном, Годвином, Байроном, Шоу, а за пределами его родины Вольтером, А. Франсом, М. Е. Салтыковым-Щедриным, М. Горьким, В. Маяковским, Б. Брехтом и др.

Источник: Горбунов А.М. Панорама веков: Зарубежная художественная проза от возникновения до XX века - М.: Кн. палата, 1991