"Житие Ушакова" Радищева: анализ произведения

В начале 80-х гг. в русской литературе идет процесс "разламывания" классицизма, его жестких канонов. "Недоросль" Д.И. Фонвизина поразил современников живостью характеров и социальной заостренностью конфликта. В оде "Фелица" Г.Р. Державина вместо дежурной восторженности зазвучал взволнованный голос поэта. В прозе именно Радищев первым сказал новое слово в литературе, придав ему острую эмоциональность и страстность в сочетании с глубокой философичностью и публицистической яркостью.

Уже в "Дневнике одной недели", написанном в середине 70-х гг., писатель дал образец нового в отечественной литературе — сентиментального — стиля повествования. В "Дневнике", написанном в жанре психологического очерка, события как таковые отсутствуют. Но поток переживаний героя, страдающего от разлуки с друзьями, создает цельный и яркий образ автора — человека глубоко чувствующего, одаренного острым умом и тонкой душой.

Тема дружеского единения с людьми, близкими по духу и образу мыслей, центральная в "Дневнике", станет одной из основных во всем творчестве писателя. Духовная и душевная сплоченность героев не была у Радищева лишь средством психологической разработки внутреннего мира или данью экзальтации, свойственной сентиментальному стилю. Дружба и сердечная близость станут для писателя символом идейной солидарности, общности гражданственных устремлений, единства взглядов. С особенной силой это отражено в "Житии Федора Васильевича Ушакова".

"Житие Ушакова" повествует о годах, проведенных Радищевым в Лейпциге. Есть особый и серьезный смысл в том, что основным сюжетом повествования стали, казалось бы, малозначащие события, связанные с притеснениями студентов со стороны майора Бокума, их "гофмейстера" (наставника).

Майор Бокум, в котором корыстолюбие, подозрительность, жадность и глубокое невежество сочетались с жестокостью и мстительностью, стал для русских студентов образом тиранического самовластья. Только коллективный отпор мог положить конец издевательствам Бокума, и Радищев подчеркивает сплоченность, организованность студенческого противостояния тирании: "Подобно как в обществах, где удручение начинает превышать пределы терпения и возникает отчаяние, так и в нашем обществе начиналися сходбища, частые сетования, предприятия и все, что при разговорах бывает ... тут отважность была похваляема, а робость молчала, но скоро единомыслие протекло всех души, и отчаяние ждало на воспаление случая".

Борьба с Бокумом, в которой идейным руководителем был Ф. Ушаков, стала для русских студентов за границей своеобразным политическим экспериментом, запомнившимся на всю жизнь. Вот почему и в прозе писателя, в частности в "Путешествии из Петербурга в Москву", и в поэзии обращение к друзьям, взволнованные, искренние слова будут не столько атрибутом стиля, сколько идейным ориентиром, прокладывающим путь к политическому дружелюбию декабристов.

В "Житии Ушакова" Радищев выступает новатором в том смысле, что возводит в высокий жанр житийного повествования не святого, не выдающуюся личность, пользующуюся широкой известностью, не национального героя. Федор Ушаков был обыкновенным молодым человеком со свойственной молодости увлеченностью жизнью, ее радостями и удовольствиями. Но в то же время его отличали сильная и неистребимая жажда знаний, бескорыстное служение истине, сердечная доброта и преданность идеям товарищества.

В жизнеописании старшего друга Радищев показал исключительность обыкновенного человека, наделенного ясным умом и добрым сердцем. Такой подход к воплощению судьбы человека в литературе был совершенно новым и свидетельствовал об иных принципах отражения жизни вообще.

"Житие Ушакова" нельзя рассматривать лишь как автобиографическое произведение. Здесь присутствуют глубокомысленные рассуждения автора о власти, о природе самодержавия. Еще в "Письме к другу" (1782) Радищев высказывает мысли о том, что монархия (преимущественно в ее "русском" варианте) совершенно исключает естественную, добровольную сдачу своих позиций: "... но нет и до окончания мира примера, может быть, не будет, чтобы Царь упустил добровольно что-либо из своея власти, седяй на престоле".

В "Житии" Радищев идет еще дальше в исследовании механизма самодержавного правления. Он касается, может быть, главнейшей, самой существенной и наиболее пагубной для национальной жизни стороны монаршей власти, а именно: сплоченности и порочной солидарности бюрократии, действующей в антинародных, корыстных целях. Непререкаемость, непогрешимость авторитета верховной власти словно тиражируется на всех уровнях российской бюрократии: "Пример самовластии Государя... побуждает каждого начальника мыслить, что, пользуяся уделом власти беспредельной, он такой же властитель частно, как тот в общем. И сие столь справедливо, что нередко правилом приемлется, что противоречие власти начальника есть оскорбление верховной власти".

Валагин А.П. Вопрос и ответ: Русская литература. XVIII век. - Воронеж: "Родная речь", 1995