Идиллия - это... (в литературе). Примеры и особенности идиллии

Слово «идиллия» имеет по меньшей мере два значения. С одной стороны, это жанр буколической (пастушеской) поэзии, ныне в «чистом виде» не существующий. Предмет буколической поэзии — жизнь поселян среди мирной природы: их быт, труд, отдых, любовь. Родоначальник этого жанра — греческий поэт Феокрит (III в. до н. э.). Поэтика идиллии кристаллизовалась в «Буколиках» и «Георгиках» Вергилия (I в. до н. э.), в романе Лонга «Дафнис и Хлоя» (II—III вв. н. э.), в европейской пасторальной поэзии и прозе XVI—XVIII вв. К «пастушеским» темам обращались Боккаччо, Петрарка, Тассо, Гёте. «Законодатель» французского классицизма Буало, характеризуя поэтику жанра, писал:

Чужда Идиллия кичливости надменной.
Блистая прелестью изящной и смиренной,
Приятной простоты и скромности полна...
(Перевод Э. Линецкой)

Впрочем, интерпретация традиционных идиллических тем — любовных восторгов и томлений, наслаждения красотой природы и т. д.— в творчестве всякого крупного поэта индивидуальна. История идиллии представляет нам различные варианты жанра: от изображения условно-поэтического мира галантных пастушков и пастушек, чуждых всему «бытовому», до повествования об обыденных подробностях трудовой жизни крестьянина, как, например, в идиллии Жуковского «Овсяный кисель» (перевод из Гебеля). 

Однако буколический жанр — это лишь одна из литературных форм выражения идиллического идеала частной жизни человека. Идиллическое мировосприятие проникает в разные жанры и связано с определёнными пространственно-временными, бытовыми и духовными приметами, определяющими поэтику идиллии.

Идиллическое пространство — это локализованный «уголок земли», чаще всего пространство деревни, усадьбы, одинокого жилища, непременно среди природы. Идиллическое время — как бы остановившееся ("вечная весна и лето, вечная радость" у героев "идиллии для всех" в четвертом сне Веры Павловны — Чернышевский, "Что делать?"). Идиллические герои, заняты ли они трудом (возделывание «своего сада» в финале вольтеровского «Кандида») или абсолютно праздны (Обломов, Петруша Гринев в детстве), философствуют ли они (первая часть "Деревни" Пушкина), мечтают (воспоминание о детских годах в лермонтовском "Как часто, пестрою толпою окружен..."), или раздумывают лишь о том, «чего бы сегодня такого поесть» (Гоголь, «Старосветские помещики»), окружены ли они семьей, детьми или сами дети, — прежде всего наслаждаются «полнотой удовлетворенных желаний» («Обломов»), счастьем взаимопонимания и полноценного общения.

Обыденность занятий, одинаковость окружения и стабильность быта не раздражают в идиллическом мире, напротив, порождают эстетическое любование. Довольство малым становится и моральным, и поэтическим идеалом (см. А. Кантемир. «Сатира VI. О истинном блаженстве»).

В основании идиллического мироощущения лежит либо невинность (если герой по своему "происхождению" принадлежит идиллическому миру: Адуев-младший в начале "Обыкновенной истории" Гончарова; Татьяна Ларина в "Евгении Онегине" Пушкина), либо забвение (когда герой — беглец из «цивилизованного» мира или жаждет бегства в идиллию, как Лариса в «Бесприданнице» Островского, как герои "Путешествия дилетантов" Окуджавы). Бегство из "цивилизованного" мира — это бегство в затерянность, в «обыкновенность», в безвестность. Идиллическое бытие предполагает либо незнание о прочем, "внешнем" по отношению к идиллии, мире, либо утрату памяти о нем. Человек, идиллию обретший, уже сознательно строит свою жизнь, преображая свое бытие в процесс творчества. Противопоставление "покоя и воли", «трудов и чистых нег» среди природы (Пушкин, «Пора, мой друг, пора...») суетной и «шумной» жизни столиц — непременное свойство идиллического мироощущения. Неприятие «цивилизации» влечёт порой вместе с идиллией — сатиру и критику. Идиллия в таких случаях представляется идеалом единственно правильной, естественной и разумной жизни, идеалом, с точки зрения которого и осуждается мир «цивилизации». Но зато и идиллия может стать предметом осуждения, а идиллические герои (прежде всего те, чья норма жизни — праздность: например, старосветские помещики или Обломов) представителями застоя и рутины. Тем более достойны осмеяния герои пародийных идиллий типа гоголевского Манилова. 

Вопрос о «правильности» и объективной ценности идиллического бытия в литературе нового времени приобрёл особую остроту. Если к идиллии приложить, без необходимых коррективов, мерку социальной активности, то идиллическое наслаждение покоем и свободой, довольство малым окажутся воплощением пошлого «мещанского счастья», а бегство героев от зол «цивилизации» и неучастие в делах современников — факторами социально-политической безучастности и даже потенциального предательства общественных интересов. 

Понятно, что, если быт не одухотворён любовью, добротой, идиллия преобразуется в пародию на саму себя, и презрение к ней неизбежно. Но как рассудить, если человек и в идиллическом мире счастлив и при этом живёт в нём потребность во внешнем, "цивилизованном" мире, в общеполезной деятельности? Стереть границы между идиллическим и "цивилизованным" миром невозможно; даже машинизированная «идиллия для всех» Чернышевского локализована в пределах особого государства — Новой России. Наличие таких непреодолимых границ порождает противоречия в душе человека, неспособного или не желающего внутри идиллии забывать о том, что происходит за ее пределами (А. Блок, "Соловьиный сад"; А. Платонов, "Фро"). Возможно лишь переключение из одного мира в другой; такой идеал "переключения" вырабатывался ещё эпохой Просвещения: добродетельный человек тот, кто является и полезным гражданином, и счастливым семьянином.

Но совместить идиллический мир с внешним миром нельзя. И поэтому идиллические герои неуютно чувствуют себя вне своего мира, остро ощущая несовершенство неидиллического бытия. Эти герои хрупки и трагичны. Князь Мышкин, приезжающий в Петербург из «швейцарского рая», сходит с ума (Достоевский, «Идиот»); Катерина (Островский, «Гроза»), жившая в родительском доме, «как птичка на воле», и попавшая в «темное царство», бросается в Волгу. В свою очередь, и вторжение в идиллический мир героя, идиллии чуждого, чревато трагедией. Индивидуальности «разрушителей» идиллии различны: это и ветхозаветный змей, искушавший Адама и Еву, и Мельмот (Метьюрин, «Мельмот-скиталец»), и Печорин (Лермонтов, «Герой нашего времени»), и Штольц (Гончаров, «Обломов»). Гибнет Иммали, увезенная Мельмотом с идиллического острова; «смешной человек» у Достоевского («Сон смешного человека»), попав на идиллическую планету, развращает живущих там людей. Но бывает и так, что "разрушитель" ничего не может поделать с идиллическим героем (как Штольц с Обломовым) или же его попросту не допускают в мир идиллии (Батюшков, "Мои пенаты").

Источник: Поэтический словарь. - М.: ЛУч, 2008