"Житие протопопа Аввакума": язык произведения

Язык "Жития протопопа Аввакума", очевидно, отражает особенности речи автора и поэтому отличается использованием слов разных стилей в зависимости от предмета описания.

Вступление к памятнику, в котором, используя цитаты из различных сочинений отцов церкви, автор рассуждает о превосходстве старообрядцев над “новолюбцами", изобилует абстрактными понятиями, сложными, старославянскими по происхождению словами, многие из которых современному читателю уже не ясны без примечаний: содетелю, непостижим, трисиянен, испадение, богоразумие. Насколько проще оказывается читать текст в той его части, где Аввакум начинает рассказ непосредственно о своей жизни: “Рождение же мое в Нижегороцких пределах, за Кудмою-рекою, в селе Григорове". (Написание Нижегороцких вместо Нижегородских и есть проявление отсутствия единой орфографии. Оно вовсе не свидетельствует об особой безграмотности протопопа, в то время подобные ошибки допускались даже в челобитных, подаваемых на царское имя.) А еще через несколько абзацев, когда автор освободится от влияния житийной литературы, зазвучит своеобразный аввакумовский говор. О своих бедствиях горемыка-протопоп рассказывает с улыбкой, прибаутками: “В то же время родился сын мой Прокопей, который сидит с матерью в земле закопан”. Поучая одну из духовных дочерей, он говорит: “Коли баба лиха, живи же себе одна!” К самому себе автор относится с иронией: то он “прибрел” к Москве, то "притащился” на старое место, то его “протолкали”, то есть столкнули, в Волгу, а то пришлось протопопу, усмиряя одного из своих врагов, “нарочито” постегать его ремнем. Так же спокойно и по-бытовому Аввакум рассуждает о “высоких материях”, многие вещи в его устах звучат близко и просто: «И я паки (опять) свету-богородице докучать: “Владычице, уйми дурака-тово!”» Некоторые рассуждения протопопа звучат даже комично: “Бес-отъ веть (ведь) не мужик, батога не боится!"

Письменное "Житие протопопа Аввакума" местами по строю предложений и по интонации напоминает устную беседу: “Простите, барте (братья) никонияне, что избранил вас! Живите, как хочете! Стану опять про свое житие говорить, как вы меня жалуете-подчиваете, 20 лет тому ужъ прошло”. Тяготение к устной живой речи выражается также и в том, что автор дословно передает многие разговоры, свои и чужие. Вообще кажется, что любое происшествие или сцену протопопу проще воспроизвести, расписать по репликам, “по ролям”, чем кратко пересказать ее содержание. Поэтому перед читателями, как акты бесконечной драмы, проходят разговоры протопопа с воеводой Пашковым, с духовными детьми, с женой Анастасией Марковной. Частями этой большой общей беседы как бы становятся и дословно приводимые молитвы Аввакума, и даже цитируемый указ патриарха Никона.

Благодаря такому тяготению языка памятника к устной речи мы сейчас, более двухсот лет спустя после смерти его автора, можем судить о том, на каком диалекте говорили в родном аввакумовском селе Григорово. Добавление к словам различных частиц, какое не раз встречается в тексте: “я, су, подумал”, “я, су, встал", “коровы-ту взревели”, “бояр техъ не жалеть” — до сих пор свойственно некоторым поволжским говорам. Эту “нелитературность” речи Аввакума понимали и чувствовали уже многие переписчики начала XVIII—XIX вв., планомерно вносившие изменения в текст “Жития протопопа Аввакума”, перестраивая предложения и исключая многие просторечные слова.

Источник: Древнерусская литература. В помощь преподавателям, старшеклассникам и абитуриентам / Сост. А.С. Демин. - М.: Изд-во МГУ, 2000