Анализ поэмы Н.В. Гоголя "Мертвые души"

Гоголь назвал «Мертвые души» поэмой, хотя это название формально не соответствовало тогдашнему пониманию поэмы как жанра. Отличительным признаком поэмы Белинский считал, что она «охватывает жизнь в ее внешних моментах». Это определение соответствовало широко распространенному в русской литературе жанру героической поэмы-эпопеи.

В литературе XIX века до Гоголя большим успехом пользовалась романтическая поэма, где внимание сосредоточивалось на сильной и гордой личности, на ее трагической участи в условиях современного общества.

Произведение Гоголя не похоже ни на героическую эпопею, ни тем более на романтическую поэму. Не случайно определение «Мертвых душ» как поэмы явилось одним из поводов ожесточенных нападок на Гоголя реакционной критики, стремившейся истолковать комическое у Гоголя как карикатуру, сатирическое — как следствие холодности и нелюбви писателя к отечественному или склонностью к шутке, острословию, к мистификации читателя.

Нашлись и такие критики, для которых жанровое определение «Мертвых душ» послужило поводом для восторженной апологии Гоголя и его нового творения. Но такие похвалы оказывались опаснее прямой брани критиков-реакционеров, ибо за этими похвалами скрывалось то же стремление выхолостить из поэмы ее критический, сатирический пафос.

К. Аксаков ставил поэму Гоголя в один ряд с «Илиадой», ее создателя провозгласил новым Гомером, возрождающим древний эпос, а утверждающийся в повествовательной литературе роман считал ничем иным, как измельчанием и вырождением древнего эпоса.

Белинский, полемизируя с К. Аксаковым о жанровой природе «Мертвых душ», отверг его утверждение о «Мертвых душах» как о своего рода «Илиаде» нового времени. Критик показал, что поэма «Мертвые души» диаметрально противоположна «Илиаде», ибо в «Илиаде» жизнь «возведена на апофеозу», а в «Мертвых душах» она «разлагается и отрицается». Великое значение произведения Гоголя, писал критик, заключается в том, «что в нем сокрыта и разанатомирована жизнь до мелочей и мелочам этим придано общее значение». Белинский oтверг утверждение Аксакова о романе новейшего времени как о свидетельстве измельчания древнего эпоса. Он указывал, что характернейшей чертой литературы нового времени является анализ жизни, нашедший художественное выражение именно в романе. «Илиада» же Гомера есть выражение жизни древних греков, их содержания в их форме

Произведение Гоголя, писал Белинский, представляет собой широкую картину жизни современной России. Самый характер идейно-художественного задания писателя идет прежде всего и от Пушкина, много размышлявшего о прошлом и о путях исторического развития своей Родины. Масштабность проблематики «Мертвых душ» может быть соотнесена с проблематикой «Медного всадника» или философических писем Чаадаева. Поставленные в них вопросы были узловыми в 30-е годы. Они определяли размежевание борющихся сил, а поэма Гоголя обостряла и ускоряла это размежевание. Учитывал Гоголь и традиции социального и нравственно-описательного романа России и Запада.

Сюжет его поэмы весьма прост: это похождения Чичикова. «Пушкин находил, — писал Гоголь, — что такой «сюжет» «Мертвых душ» хорош для меня тем, что дает полную свободу изъездить вместе с героем всю Россию и вывести множество разнообразных характеров». Сам Гоголь также неоднократно утверждал, что для того «чтобы узнать, что такое Россия нынешняя, нужно непременно по ней поездиться самому». Задача требовала воспроизведения общей картины жизни самодержавно-крепостнической России («Вся Русь явится в ней»), и обращение к жанру путешествия оказалось естественным и закономерным.

Разъезды Чичикова по Руси для скупки мертвых душ оказались очень емкой для художественного обрамления материала формой. Форма эта несла в себе большой познавательный интерес, потому что в поэме путешествуют не только Чичиков, а и незримо для него (но зато вполне зримо для читателя), едет со своим героем автор. Именно ему принадлежат зарисовки дорожных пейзажей, путевых сценок, разнообразные сведения (географические, этнографические, экономические, исторические) о «проезжаемой» местности. Указанные материалы, являющиеся неотъемлемыми компонентами в жанре «путешествия», служат в «Мертвых душах» целям более полного и конкретного изображения русской жизни тех лет.

Именно автор, встречаясь с представителями помещичьего, чиновничьего и народного мира, создает богатейшую галерею портретов-характеров помещиков, чиновников, крестьян, соединяя их в единую, целостную картину, в которой все служит тому, чтобы обнаружить пружины поступков и намерений людей, мотивировать обстоятельствами и психологией персонажей любой поворот в сюжете. «Мертвые души» — это художественное исследование, где все как бы рассчитано, каждая глава имеет свой предмет. Но одновременно в эту строго выверенную схему врываются всякого рода несообразности, неожиданности. Они и в описаниях, и в чередовании планов, историй, в самом характере «негоции» Чичикова, в ее развитии, в суждениях о ней обывателей города N. Вдумываясь в эти несообразности, всматриваясь в развертывающуюся общую картину жизни, современной Гоголю, читатель начинал понимать, что эти несообразности, алогизмы есть характерные черты русской жизни, и не столько Чичиков с его мошенническими «пассажами», сколько огромная эпическая тема, тема России составляет суть произведения, и эта тема присутствует на всех страницах поэмы, а не только в лирических отступлениях. Вот почему нельзя рассматривать персонажи «Мертвых душ» порознь. Вырвать их «из контекста, окружения, всей массы действующих лиц поэмы — это значит рассекать ее на части и тем самым убивать ее смысл», — замечает советский исследователь творчества Гоголя (Гуковский Г. Л. Реализм Гоголя. М., 1959, с, 485—486).

Автор, наполняя свое путешествие большим общественным и патриотическим содержанием, опирается, несомненно, на Фонвизина («Письма из-за границы»), Радищева («Путешествие из Петербурга в Москву»), Пушкина («Путешествие Онегина»).

Но «Мертвые души» не роман приключений или путешествий. Никакой усложненности сюжета здесь нет, как нет и никакого нарушения жизненной и художественной логики. В произведении не рассказывается о жизни и страданиях одного героя, подобного Онегину или Печорину. В нем нет и поэзии любви, играющей такую важную роль в развитии сюжета в романах «Евгений Онегин», «Герой нашего времени». Гоголь в «Мертвых душах» порывает с семейно-бытовым сюжетосложением и начинает другой, новый тип русского романа. Хотя в его произведении и живописуется частная жизнь, протекающая во «вседневности», но протекает она во «вседневности» социальной. Писатель сознательно отказывается от веками разработанной любовной завязки и любовной интриги. Раскрывая уродства современной ему русской жизни, он показывает, что не любовь, не страсть, а низменные, пошлые «задоры» — и самые сильные из них: «денежный капитал, выгодная женитьба» — оказываются главным стимулом поведения «мертвых душ» помещичьего и чиновничьего мира.

Взгляд па жизнь сквозь «видный миру смех и незримые, неведомые ему слезы», глубина проникновения художника в действительность, суровый и бескомпромиссный ее анализ, гражданский пафос, наполняющий произведение, трагическое значение комического — все эти качества присущи именно реалистическому роману. Тем самым произведение Гоголя — это крупнейшее завоевание русской литературы и составляет новое звено в истории русского реалистического романа XIX века.

С особой силой Белинский подчеркивал сатирический, критический пафос «Мертвых душ», направленный против русской крепостнической действительности.

Считая мерой «достоинства поэтического произведения верность его действительности», Белинский указал на непоправимую ошибку общего замысла «Мертвых душ» как поэмы, заявив о невозможности реализовать этот замысел средствами реализма, ибо «субстанция народа» может быть предметом поэмы как эпического произведения «только в своем разумном определении, когда она есть нечто положительное и действительное, а не гадательное и предположительное, когда она есть уже прошедшее и настоящее, а не будущее только» (Белинский В. Г. Полн. собр. соч. в 13-ти т. М., 1956, т. VI, с. 420). И все же Белинский нигде не называет «Мертвые души» романом.

О жанровом своеобразии произведения Гоголя JI. Толстой говорил: «Я думаю, что каждый большой художник должен создавать свои и формы. Если содержание художественных произведений может быть бесконечно разнообразным, то так же и их форма... возьмем «Мертвые души» Гоголя. Что это? Ни роман, ни повесть. Нечто совершенно оригинальное».

Почему же «Мертвые души» Гоголь назвал поэмой? В слова «поэзия» и «проза» он вкладывал смысл более широкий, чем «стих» и «проза»: и прозаический род, говорил он «может неприметно возвышаться до поэтического состояния и гармонии», отчего ряд произведений, написанных прозой, можно отнести к произведениям поэтическим.

Гоголь разделяет повествовательную литературу на виды и жанры в зависимости от широты охвата действительности. Повествовательная литература тем значительнее, чем убедительнее поэт доказывает свою мысль не прямыми высказываниями от себя, а в живых лицах, «из которых каждое своей правдивостью и верным сколком с природы увлекает внимание читателя». Произведение от этого нисколько не теряет своего воспитательного, «дидактического» значения. Более того, чем естественнее, жизненно правдивее будут развертываться в нем события, тем действеннее его воспитывающее значение.

Гоголя не удовлетворяли существовавшие формы литературы (роман, повесть, драма, баллада, поэма). Он выступает против безыдейных произведений, где отсутствие мысли прикрывается эффектностью происшествий или копированием натуры, а автор предстает простым описателем.

Самое полное и самое великое создание повествовательной литературы, по утверждению Гоголя, — поэтическая эпопея. Ее героем является всегда лицо значительное, вступающее в «соприкосновения» со множеством людей, событий, явлений. Эпопея «объемлет» не отдельные черты жизни — в ней находит свое выражение «вся эпоха времени», среди которого действовал герой, с образом мыслей, верованиями, со всей суммой знаний, каких достигло к тому времени человечество. Эпопея есть высший вид искусства, не стареющего ни в своей познавательной, ни в эстетической сущности, так как в ней дана картина жизни целого народа, а иногда и многих народов. Ярчайший образец эпопеи — «Илиада» и «Одиссея» Гомера.

Роман в представлении Гоголя также может быть явлением поэтическим. Но он не есть эпопея, так как изображает не всю жизнь, а ограничивается только происшествием в жизни — правда, настолько значительным, что оно заставило «обнаружиться в блестящем виде жизнь, несмотря на условленное пространство».

Но Гоголь находил, что в новое время появился еще один, совершенно особый род повествовательной литературы, составляющий «как бы сердцевину между романом и эпопеей» — так называемый «малый вид эпопеи». Герой в «малой эпопее» частное, невидное лицо, не обладающее множеством связей с людьми, событиями и явлениями эпохи, но все же значительное «во многих отношениях для наблюдателя души человеческой». Здесь нет всемирного охвата явлений, как в эпопее, тем не менее «малая эпопея» раздвигает жанровые рамки романа. Роман, но мысли Гоголя, скован в своих возможностях ограниченным кругом избранных для изображения лиц, движением сюжета и суженностью пространства. В романе автор не может по личному усмотрению распоряжаться героями, их связи и отношения между собой и окружающим миром определяются происшествием, в котором они «запутались» и которое должно раскрывать человеческие характеры. Вот почему в романе все должно быть строго продумано: завязка, события, действующие лица.

«Малая эпопея» не знает таких ограничений и в отличие от романа несет в себе «полный эпический объем». Он достигается тем, что автор ведет героя «сквозь цепь приключений и перемен» с тем, чтобы предоставить читателю «вживе верную картину всего значительного в чертах и нравах взятого им времени». Такое произведение представляет собою широкое полотно жизни, имеет свободную композицию. В нем окажется и большое количество действующих лиц, многие из которых не очень тесно связаны с главным героем, с его судьбой. В таком произведении описательный эпический элемент органически объединяется с элементом лирическим, ибо жизнь раскрывается и через авторские переживания. Наконец, такое произведение одухотворено и высокой целью, так как в его задачи входит стремление автора привлечь «взгляд наблюдательного современника», ищущего в былом «жизненных уроков для настоящего». Оно, по глубочайшему убеждению Гоголя, есть создание поэтическое, хотя и написано прозой.

Нетрудно заметить, что перечисленные признаки «малой эпопеи» могут быть отнесены к «Мертвым душам», потому что в этом произведении «статистически схвачена картина недостатков, пороков и всего, что увидел Гоголь «во взятой эпохе и времени».

«Мертвые души» — новая ступень в развитии поэмы. Это реалистическая поэма—роман, где дана монолитная картина целого, где каждый эпизод масштабен, так как является одним из моментов в великом повествовании о бесконечной по своему содержанию человеческой жизни. Так, Прошка, лицо эпизодическое, появляется в поэме всего только один раз, но он позволяет читателю увидеть бездомную, безрадостную, окаянную жизнь тысяч мальчишек в передней, в сенях помещика, на побегушках у чиновника. И Манилов, и Коробочка, и Плюшкин также представляют собою поистине скорбные страницы из огромной книги, повествующей о том, что подстерегает человека в его жизненной судьбе.

Приводя гоголевскую формулу «смех сквозь слезы», исследователи обычно имеют в виду ту горечь, которая наполняла ум и сердце писателя при виде царящих в мире неправды и зла, искажающих природу человека.

Мы полагаем, что это только одна сторона дела. Есть и другая — «смех» и «слезы» стоят в одном эмоциональном ряду, как бы уравнены между собой. Слезы, появляющиеся в глазах сатирика, могут быть и слезами восторга, могут быть вызваны сознанием того, как говорил Салтыков-Щедрин, что порок угадан и по поводу него уже раздался смех.

Книга Гоголя пронизана активным гуманизмом. В ней пет равнодушия, облегченного показа жизни. В ней заключена художественная и жизненная правда в своей суровой, иногда горькой и жестокой беспристрастности. Крик сердца в главе о Плюшкине — одно из проявлений гуманистической устремленности писателя, свидетельство его глубокой любви к человеку, веры в победу светлого в людях. Понять Гоголя — значит проявить чуткость к душевному миру человека, увидеть в обыкновенном необыкновенное, в земном — возвышенное. В его книге торжествует великая идея человечности, гуманности — идея в основе своей прекрасная и жизнеутверждающая, выраженная через конкретные образы и факты. «Мертвые ду­ши» — действенная книга, она будила совесть людей, звала уничтожить злое, пошлое, позорное в жизни.

В «Мертвых душах» на переднем плане действуют персонажи отрицательные, с огромной силой обнажается мертвенная бесчувственность господствующего эксплуататорского класса, задерживавшего экономическое и культурное развитие страны, но название произведения не раскрывает его темы, ибо истинный эпический образ в нем — образ родной земли. Герой произведения — народ, бесправный, забитый, пребывающий в рабской неволе и все же таящий в себе неисчерпаемые силы. Через всю поэму проходит, с одной стороны, Русь собакевичей, Плюшкиных, ноздревых, Чичиковых — Русь, ежеминутно стоящая перед глазами, хотя и сильная, но мертвая; с другой стороны, — Россия будущего — могучая и прекрасная, Россия живая, стремительно несущаяся в неведомую «сверкающую, чудную, незнакомую земле даль».

В произведении, таким образом, налицо два плана, оба они в своем развитии и движении вступают в сложное взаимодействие. Но направление движения их одно— к гибели «мертвых душ» России помещиков и чиновников и к торжеству живых душ России народной. Это делает поэму произведением мажорным, оптимистическим. Русь реальная воплощена в целой галерее «холодных, раздробленных повседневных характеров» — помещиков, чиновников, Чичикова. Русь будущего вырисовывается из лирических отступлений, которыми «прослоена» композиция поэмы и которые составляют неотъемлемое начало ее поэтической структуры.

Источник: Докусов А.М., Качурин М.Г. Поэма Н.В. Гоголя "Мертвые души" в школьном изучении: Пособие для учителя. - М.: Просвещение, 1982