Анализ романа Жюля Верна "Пятьсот миллионов бегумы"
Особенно важен для понимания чрезвычайной ценности наследия Ж. Верна-фантаста роман «Пятьсот миллионов бегумы» (1879), замысел которого родился в середине 70-х годов в напряженной атмосфере еще свежих впечатлений франко-прусской войны и Парижской коммуны. Нельзя не согласиться с мнением Е. Брандиса, поставившего его в один ряд с романом Л. Кладеля и «Страшным годом» В. Гюго, навеянных теми же событиями. Политическая направленность романа более чем отчетлива: решительно осуждается милитаризм и захватнические войны, утверждаются гуманистические и демократические идеалы Фурье, Сен-Симона и Кабе. Научная фантастика сплетается с социальной утопией, выражающей воззрения писателя на будущее общественное и государственное устройство. Роман как бы распадается на две взаимосвязанные темы. Первой из них является реалистически раскрытая тема борьбы за наследство, осложненная антимилитаристской темой. Во второй части автор показывает победу гуманистической социальной утопии над милитаризмом и расизмом. Первая половина романа является своего рода обширной экспозицией, рисующей антагонистические силы гуманизма и милитаризма, которые неизбежно должны вступить в острейший конфликт. Если в экспозиции писатель придерживается обычной манеры: доброй шутки и тонкой галльской иронии, — то в основной части романа он обращается к гневной и едкой сатире, в особенности там, где речь идет о националистических и расовых предрассудках. Даже в экспозитивной части романа проскальзывают сатирические ноты: во-первых, в эпизоде, рисующем глубочайшее почтение ученых и неученых коллег Саразена к желтому дьяволу, а во-вторых, в характеристике научных интересов расиста Шульце. Во второй половине романа зловещий Штальштадт — город смерти и рабского труда и его страшный диктатор Шульце становятся объектом бичующей беспощадной сатиры. Завязкой первой части является сообщение стряпчего Шарпа доктору Саразену о наследстве индийской княгини, а завязкой основного конфликта — ответное письмо Марселя, у которого видимо, уже тогда возник план проникнуть в логово врага в целях успешной борьбы в защиту Франсвилля. Уже в экспозитивной части романа проявляется резко отрицательное отношение писателя-гуманиста к тевтономании милитариста Шульца в описании, окружающей его безвкусицы и в портрете этой личности, не представляющей на первый взгляд ничего примечательного: грузная фигура, квадратные плечи, окаймляющие лысину редкие волосы цвета мочалки, и лишенные блеска бледно-голубые глаза, не выражающие ни мысли, ни чувства, тусклый взгляд которых вызывает неприятное ощущение. Тонкие губы и внушительные зубы довершают отталкивающее впечатление от внешности самодовольного тевтомана. Не требующий комментариев портрет ученого пруссака дополняет его беседа с лакеем, в которой показан присущий ему истинно немецкий педантизм. О зоологическом национализме профессора красноречиво свидетельствует заглавие его статьи для «Вестника физиологии»: «Почему все французы в той или иной степени обнаруживают признаки вырождения?», как бы предвещающей расистские бредни Гитлера и Розенберга. Наконец, завершающей характеристической деталью становится неизменное меню «чисто немецкого» обеда Шульце: огромное блюдо сосисок и гигантская кружка пива. Так смелыми штрихами, достойными Бальзака и Гейне, Жюль Верн набрасывает непривлекательный образ носителя пруссаческих воззрений. Убедившись, что формальных прав на получение наследства у него нет, Шульце тем не менее готов на все, лишь бы отнять у француза громадный капитал и любой ценой помешать реализации гуманного проекта Саразена. Он считает его нелепым, противоречащим закону эволюции, обрекающего «латинскую расу на вырождение, на полное подчинение саксонской расе, а в дальнейшем и на полное исчезновение с Земли», германская раса, полагает исступленный расист, призвана истребить не только латинян, но и все народы, которые не захотят слиться с ней и «посвятить себя служению фатерланду». Об этом замысле свидетельствует его наглое заявление на конгрессе о постройке Штальштадта, грозящее гибелью Франсвиллю. Мрачный пейзаж окрестностей города-завода подчеркивает, что здесь все направлено на создание орудий человекоубийства, а пейзаж самого Штальштадта с густым лесом труб и мрачными квадратами зданий — оттеняет антитезу светлой утопии Саразена и страшного милитаристского гнезда, созданного Шульце. Если благодатный Франсвилль открывает новые горизонты, спешащим туда исстрадавшимся людям, то хозяин Штальштадта вынашивает план создания чудовищной мощности военной машины, долженствующей «обеспечить Германии владычество над всем миром». Его милитаристские грезы — как бы предвещают бредовые мечтания гитлеровцев о тысячелетнем рейхе. Тем самым «Пятьсот миллионов бегумы» могут расцениваться, как ранний пример романа-предупреждения, и не случайно его называли пророческим романом уже во время первой мировой войны. Как справедливо полагают и зарубежные и советские исследователи, прообразом диктатора Штальштадта был основатель династии германских пушечных королей Крупп. С восторгом демонстрирует Шульце мнимому швейцарцу (Марсель) свои секреты: чудовищную пушку (прообраз Большой Берты), нацеленную на Франсвилль, чтобы одним снарядом смести его с лица земли; снаряды, начиненные углекислотой, чтобы в 300 метров радиусом от места взрыва гибло все живое, и, наконец снаряд, начиненный маленькими пушечками, разбрасывающими зажигательные бомбочки. С упоением сообщает он, что при использовании снарядов с углекислотой не бывает раненых, а только трупы, и мечтает о том, чтобы создав океан углекислоты, не оставить в осажденном городе ни одного живого существа. Он заранее назначил день и час гибели Франсвилля, так как цветущий город для него только «прекрасный материал» для человеконенавистнических опытов. Последний приказ, охваченного манией величия стального короля гласит, что Франсвилль должен стать мертвым городом, чтобы никто из жителей не остался в живых. Он жаждет «напомнить миру гибель Помпеи и заставить его содрогнуться от ужаса». По жестокой иронии судьбы именно в момент подписания людоедского приказа лопнул снаряд с углекислотой, превратив Шульце в ледяную глыбу, которую увидели сквозь линзу иллюминатора Марсель и Октав. Чудовищно увеличенная фигура, сжимающая перо, подобно копью, и напоминающая гигантского сфинкса с застывшей усмешкой, обнажающей звериные зубы (лейтмотив) вырастает в зловещий символ милитаризма. Поднявший меч погибнет от меча, как бы говорит писатель-гуманист, верящий в победу добра над злом. Мертвым городом становится не Франсвилль, а Штальштадт, так как со смертью диктатора остановился налаженный им смертоносный аппарат. А поскольку единственным наследником Шульце является Саразен, то он совместно с Марселем решает обратить Штальштадт в такой арсенал, чтобы никто в мире не посмел бы напасть на Франсвилль. Он хорошо понимает, что в антагонистическом мире капиталистических отношений могут найтись новые Шульце, жаждущие задушить свободный город счастливых людей. Но сам Саразен никаких завоевательных намерений не питает, заботясь лишь об обороне и надеясь научить человечество «ценить блага мира и справедливости». Источник: Розанова А. А. Социальная и научная фантастика в классической французской литературе XVI-XIX вв. Киев: Издательство «Вища школа», 1974 🔍 смотри также:
Понравился материал?
Рассказать друзьям:
Просмотров: 1633
| | ||||
