Меню сайта
Статьи » Зарубежная литература » Манн Т.

"Доктор Фаустус": описание и анализ романа из энциклопедии

  • Статья
  • Еще по теме

«Доктор Фаустус» («Doktor Faustus»); полное название — «Доктор Фаустус: жизнь немецкого композитора Адриана Леверкюна, рассказанная его другом») — роман Томаса Манна. Вышел в свет в 1947 г. Повествователь, скромный педагог-латинист в провинциальной гимназии Серенус Цейтблом, знавший будущего выдающегося музыканта с детских лет, завершает свое жизнеописание в последние месяцы Второй мировой войны, когда Германия лежит в руинах. Время написания и время действия — преимущественно годы перед Первой мировой войной и десятилетие после нее — соединены многими смысловыми связями. Драма Леверкюна осмысливается и как следствие кризиса культуры, составлявшего предмет постоянных размышлений Т. Манна, и как результат массового нравственного одичания, опосредованно, но несомненно затронувшего и творчество художника, в котором нашла воплощение духовная болезненность XX века, парализующая даже сильный творческий дар.

Хотя биография Леверкюна воссоздана от истоков до трагического завершения (он умирает, капитулировав перед деструктивными, антигуманными силами и под конец впав в слабоумие), фактически не приходится говорить о герое в процессе становления и роста. Характер почти не претерпевает изменений, его развитие предстает исключительно как смена идей и ориентаций — преимущественно художественных, хотя будущий композитор провел год на богословском факультете. Однако этот опыт лишь усилил его тяготение к Ницше, возвестившему, что «бог умер». Ницшеанство, понимаемое как свобода «от разъедающих сомнений» и как приобщение к «варварству», взамен «культа культуры», исчерпавшей свои возможности в эру гуманизма, которая подошла к концу, становится все более неодолимым соблазном для Леверкюна, обдумывающего программу радикального обновления в искусстве, так что оно, отрекшись от классической традиции, должно будет стать насмешкой над «благочестием», «виртуозной антихудожественностью», граничащей с «нигилистическим святотатством».

В ключевом эпизоде романа Манна «Доктор Фаустус» Дьявол, явившийся к Леверкюну, безошибочно угадывает это умонастроение, искушая его перспективой «жизненных» будущих творений, которые уже не будут нуждаться в «бесполезно добродетельной правде», и обещаниями шедевров, но при условии отказа от попыток выразить в своей музыке «человеческие страдания и страсти». Творчество Леверкюна отныне становится, по скорбному замечанию биографа, беззащитным перед упреками «в кровавом варварстве, а равно в бескровной интеллектуальности», и эти упреки справедливы даже в отношении его оратории на темы Апокалипсиса, произведения, по-своему гениально выразившего дух времени, когда растоптаны идеалы, вдохновлявшие великую культуру прошлого. Сам Леверкюн осознает ущербность своего творчества, в одном из последних разговоров с Цейтбломом, перед тем как для него наступят сумерки сознания, констатируя, что его искусство окончательно лишает мир «доброго и благородного, того, что зовется человеческим», — оно последовательно отрицает лад и пафос бетховенской Девятой симфонии. Выбор, сделанной героем и повлекший за собой гибельные последствия для него, в сознании Т. Манна становится знаком банкротства того искусства, которое отвергло идеалы красоты и блага, заключив союз с «варварством». Неизбежно последовавшая творческая катастрофа, какой стала биография композитора Леверкюна, впрямую сопрягается для Т. Манна с угрозой краха, реально обозначившейся перед культурой во всем объеме этого понятия, перед немецкой нацией, а возможно, и перед человечеством. Цейтблом размышляет об этом с особой напряженностью по мере того, как приближается момент капитуляции фашистской Германии: «Как странно смыкаются времена — время, в котором я пишу, со временем, в котором протекала жизнь, мною описываемая».

Увлекаясь перспективами «искусства без страдания, духовно здорового, непатетического, беспечально-доверчивого», освободившегося от «шелухи меланхолической амбициозности» и достигшего «новой чистоты», Леверкюн готов предать забвению традицию, для которой этическая природа художественного акта оставалась внедискуссионной, и этим предопределена трагическая фатальность развязки. Фауст, воссозданный Т. Манном, оказывается жертвой в силу собственной готовности принять и оправдать духовные веяния, которые писатель считал знаком крушения или даже заката эпохи, являвшейся для него, как и для Цейтблома, «вторым духовным отечеством» — эпохи гуманизма. На смену ей пришло время потрясений и страха перед судьбой, только усугубляемого захватившими и Леверкюна призывами отказаться от ценностей, «связанных с идеей индивидуума, такими как правда, свобода, право, разум», так как они «целиком утратили силу». Триумф «насилия, авторитета, основанной на вере диктатуры», пусть, по убеждению повествователя, как и самого автора, не окончательный, придает предложенной интерпретации фаустовского мотива и новизну, и актуальность в свете идейной, социальной, культурной истории XX века.

Повествование строится вокруг нескольких лейтмотивов, нередко представляющих собой версии тем и сюжетов, прочно укорененных в европейской художественной культуре (мотив русалочки с ее мучительными, но напрасными усилиями избавиться от рыбьего хвоста, стать полноценным человеческим существом, мотив Апокалипсиса, прежде всего в той художественной версии, которая принадлежит А. Дюреру, и др.). Обобщенное значение приобретает и образ Кайзерсашерна, родного города Леверкюна: став олицетворением замкнутости и косности, город настойчиво напоминает о самых мрачных сторонах немецкой истории, постоянно погружающейся в стихии иррационализма и мистики. Духовный вакуум, о котором с издевательством размышляет Дьявол в своей беседе с Леверкюном, наглядно и достоверно изображен как в судьбе самого композитора, избравшего ложный путь преодоления, так и в биографиях персонажей второго плана, также несущих на себе отпечаток нравственной анемии и наделенных другими симптомами изображаемой в романе болезни «тревожной неуверенности» — и в будущем окружающего их мира, и в оправданности собственных устремлений и поступков.

Воссоздавая духовную атмосферу Европы эпохи «канунов», роман, вместе с тем, не является законченной картиной социальной или интеллектуальной жизни той поры, так как своей задачей Т. Манн считает воссоздание стиля эпохи, за которым раскрывается ее смысл. Эта доминанта по-своему проступает и в идеях, которым изображаемое время отдает дань, и в его эстетических вкусах, и в бытовом поведении. Философские коллизии наполнены реальными жизненными отголосками и ассоциациями, за спорами о путях культуры и за обильно вводимыми в рассказ музыковедческими тонкостями распознается общее мирочувствование, которым объединены как главные герои, так и эпизодические персонажи, включая тех, кто очень далек от сферы художественных исканий и умозрительных построений. По собственному признанию Т. Манна, композиция романа была ему подсказана построением произведений Р. Вагнера: «идейно-тематическое единство» должно было реализоваться как «комплекс музыкальных соотношений». Принцип контрапункта, образуемого налагающимися один на другой «голосами» Леверкюна и Цейтблома (а в ключевом эпизоде, построенном как запись диалога, происходившего в сознании героя, — «голосами» Адриана и его искусителя) определяет развитие сюжета и все движение рассказа.

Существенно, что крах Леверкюна предопределен, в глазах автора, и некоторыми укорененными чертами немецкого самосознания и психики, «подверженной угрозам застоя, пагубного одиночества, провинциального разгильдяйства, невротической сумбурности, тихого сатанизма», как формулирует Цейтблом. Ему, христианину и гуманисту, внушают особенный ужас свидетельства приверженности Леверкюна подобным «убеждениям и воззрениям», к тому же предстающим в «искаженном, огрубленном, ухудшенном выражении». Писавшийся в годы войны и опубликованный вскоре по ее окончании, «Доктор Фаустус» Манна стал первым весомым литературным фактом, возвестившим о начале «преодоления прошлого», как программы целительной национальной самокритики.

Мертвенность, все более рельефно проступающая как главное свойство личности Леверкюна и передающаяся его искусству, осознавалась в контексте послевоенного времени как метафора омертвения, наступившего в немецкой действительности с приходом к власти фашистов. Признавая естественность и неизбежность подобных прочтений, Т. Манн, однако, в сопровождающей роман статье «История "Доктора Фауста"» сказал об их недостаточности, все более очевидной по мере того, как с ходом лет гаснет злободневность проблематики романа и на передний план законно выступают ее культурологические, философские смыслы.

Источник: Энциклопедия литературных произведений / Под ред. С.В. Стахорского. - М.: ВАГРИУС, 1998

Понравился материал?
11
Рассказать друзьям:

другие статьи появятся совсем скоро

Просмотров: 8802