Анализ рассказа "Один день Ивана Денисовича" Солженицына А.И. (1 вариант)

"Один день Ивана Денисовича" (1962) и "Матренин двор" (1964) – два рассказа, прочно вошедшие в школьную программу и по сей день являющиеся визитной карточкой Солженицына. Именно они сформировали читательскую аудиторию писателя и породили в обществе мощную волну свободо- и народомыслия. Оба рассказа написаны в 1959 году и являются художественным анализом традиционного национального характера, прошедшего через испытания новейшей русской истории. В случае Ивана Денисовича Шухова это сталинские концлагеря, в случае Матрены – коллективизация и унизительная колхозная кабала.

Начнем анализ рассказа "Один день Ивана Денисовича" Солженицына с того, что в самом его названии сконцентрирована главная идея. Писатель задался целью показать все круги сталинского ада через один день, прожитый от подъема до отбоя обыкновенным, ничем не примечательным зэком. Первоначально рассказ так и назывался: "Щ-854 (Один день одного зэка)". Текст по объему занимает чуть больше ста страниц, но по охвату материала, по информативности и художественной завершенности он столь насыщен, что в нем, как в капле воды, отразился весь океан советского аппарата насилия. В зародыше уже он содержал все темы и идеи трехтомного "Архипелага ГУЛАГа", завершенного в 1968 году.

Два предложения, составляющие первый абзац, уже рассказали нам о многом: о времени подъема и примитивном тюремном гонге, о суровости климата и нехитром человеческом интересе безвестного замерзшего надзирателя, желающего не растерять тепло. Обозначены и скупые детали лагерного быта: толстый слой инея на стеклах и говорящее название центрального и, надо полагать, самого уютного здания – штабной барак. Задана здесь и эмоциональная доминанта всего текста: максимально объективная манера безличного повествователя, которая почти полностью заслоняется сознанием главного героя, Ивана Денисовича Шухова, бывшего колхозника и бывшего фронтовика, отбывающего восьмой год своего десятилетнего срока.

Редкий студент может ответить на вопрос, сколько лет Шухову. Обычно склоняются к тому, что около пятидесяти и более. Но в тексте дан точный возраст: "Шухов же сорок лет землю топчет". Тем не менее нечто усталое, перебродившее есть в этом человеке. И не потому, что у него нет половины зубов и плешь на голове, а потому, что тип его мышления по-стариковски приземлен и ограничен сугубо бытовыми проблемами: где раздобыть табачку, как "закосить" лишнюю порцию каши, каким образом "подработать" и т.д. Восьмилетний лагерный опыт Шухова содержит в себе не только собственные открытия о способах выживания, но и житейские советы тюремных старожилов, главный из которых принадлежал его первому бригадиру Куземину: в лагере подыхает тот, кто "миски лижет", "на санчасть надеется" и "к куму ходит стучать". Шухов вовсе не слепо доверяет этим советам, в основном рассчитывая на собственную смекалку, но своеобразный кодекс поведения у него весьма устойчив. Для него работа – как палка с двумя концами. Если делаешь для людей – нужно качество, для начальника – показуха. Нужно стараться, чтобы надзиратель не видел тебя в одиночку, а только в толпе и т.д.

Все эти постулаты служат одной цели – выживанию, но это не значит, что шкала выживания – единственный нравственный критерий героя. Другую, более устойчивую систему координат он демонстрирует в повседневном поведении. Известный новомировский критик В. Лакшин считал, что эта глубинная этика людей труда, по которой все население лагеря интуитивно делится Шуховым на тружеников и тех, кто сознательно (как лагерное начальство) или бессознательно (как Цезарь Маркович) паразитирует на их труде. В многогеройном сюжете рассказа достаточно и тех и других.

Обилие изломанных человеческих судеб позволяет внимательному читателю без труда восстановить всю историю репрессий за последние двадцать лет. Так, упомянутый бригадир Куземин "сидел к девятьсот сорок третьему году уже двенадцать лет". Эта же волна захватила и другого шуховского бригадира – Тюрина, репрессированного за кулацкое происхождение. Ко времени действия повествования (январь 1951 года) он сидит уже 19 лет, то есть с 1932 года. Из его истории, рассказанной бригадникам "без жалости, как не о себе", мы узнаем о судьбе одной из студенток, некогда укрывших его от ГПУ на багажной полке купе. Но всепожирающий молох безжалостен и к идейным пособникам репрессий. Так, бдительные комполка и комиссар, засадившие Тюрина, "оба расстреляны в тридцать седьмом" – роковом году, когда начались чистки в партийной элите. Столь же широка и разнообразна география лагерей и пересылок: Усть-Ижма, Котлас, Беломорканал и др. Да и элементарные цифры: номер Шухова (Щ-854), порядковый номер бригады – 104-й, целый алфавит, задействованный для "инвентаризации" зэков (старик Х-123) – все это говорит о масштабах карательной машины. Подробный анализ всех волн репрессий и островков архипелага ГУЛАГа Солженицын проделывает в одноименном "опыте художественного исследования", но уже в первом рассказе содержатся штрихи к будущему гигантскому полотну.

Ивана Денисовича жизнь сталкивает со многими людьми, но тянет его к тем, кому можно доверять. Одни вызывают у него уважение (мужественный, надежный бригадир Тюрин, расторопный помбригадира Павло, работящий Кильдигс); других он по-своему опекает (непрактичного, смиренного баптиста Алешку и еще не обтесанного лагерной машиной бунтаря – кавторанга Буйновского). Все они – члены 104-й бригады, связанные общими нарами, пайком и объемом работ. Однако мир заключенных неоднороден. Лагерь ломает многих. К таковым относятся бывший начальственный чиновник, а ныне "шакал" Фетюков, небрезгливо вылизывающий миски и подбирающий окурки, стукач Пантелеев, за свои услуги освобождаемый "опером" от работы, строительный десятник Дэр, некогда трудившийся в московском министерстве, а теперь "сволочь хорошая, своего брата-зэка хуже собак гоняет" и др.

Ежеминутная унизительная борьба за тепло, еду и элементарный отдых составляет сюжетный стержень рассказа "Один день Ивана Денисовича" Солженицына. Мы видим бесконечное количество ухищрений, придуманных заключенными для того, чтобы сводить концы с концами. Когда надзиратель Татарин для острастки пообещал Ивану Денисовичу "трое суток кондея с выводом", герой пытается возражать, "придавая своему голосу больше жалости, чем испытывал". Это чтоб соблюсти правила игры: себя защитить и начальство не разозлить. Перед возвращением в лагерь каждый член бригады набирает щепочек, чтобы согреть барак. Частично, но не до конца их отнимает конвой для себя. Можно заметить, что этими штрихами перенасыщено повествование, если провести анализ рассказа "Один день Ивана Денисовича" Солженицына. Постепенно из них создается здание абсурдного антимира, живущего по своей выморочной логике. Но самое страшное заключается в том, что его заложниками оказываются вовсе не монстры, не закоренелые вредители и шпионы, как учила советская пропаганда, а простые люди, на рабском труде которых зиждется хваленое социалистическое благополучие.

Многие критики упрекали Ивана Денисовича за то, что он слишком зауряден, что не поднялся в годы репрессий до личного прозрения, не пытался бороться и т.д. Изучая и признавая все эти черты в своем герое, Солженицын тем не менее выделяет его из толпы. Чем-то он ему дорог и значим. Чем же?

Шухов добр, совестлив, сострадателен. Его сочувствие распространяется не только на "неумельца" Алешку, на вспыльчивого Буйновского, на собственную жену, которой он запретил высылать себе посылки. По-своему жаль ему и вечно униженного Фетюкова ("Сорока ему не дожить"), и вынужденного делиться посылками "богатого" Цезаря, а иногда даже конвоиров и охранников, мерзнущих вместе с зэками. Исконно мужицкое терпение Ивана Денисовича иногда называют "притерпелостью" и противопоставляют его просветленному терпению Матрены. Действительно, оно "лишено высокого морального ореола", но ведь и зло, которому противостоит и которое претерпевает Щ-854, гораздо страшнее и циничнее колхозного. Поэтому герой терпелив, но не благостен.

Внутренняя крепость нового героя из народа имеет свои традиции. Несмотря на десятилетия советской власти, коммунистических догм, государственного атеизма, в Шухове сильно христианское начало: сострадание к ближнему, уважение к труду, остатки веры. Иронизирующий над Алешкиными проповедями "полухристианин, полуязычник" Иван Денисович неожиданно для себя может вдруг "остро, возносчиво" помолиться: "Господи! Спаси! Не дай мне карцера!".

Завершая анализ рассказа "Один день Ивана Денисовича" Солженицына, вновь отметим, что изначально автор планировал изобразить крупным планом самого обычного, ничем не примечательного зэка. И оказалось, что ядро личности у этого "среднего" зэка здоровое, жизнестойкое. Автор нигде не позволил себе с пафосом сказать, что на таких "Денисычах" и держится страна. Он лишь подробно описал, через какие испытания приходится им проходить ежедневно.

Источник: Русская литература XX - начала XXI века в 2 т. Т. 2. 1950-2000-е гг. / под ред. Л.П. Кременцова. - М.: "Академия", 2009