"Двенадцать" (Блок): описание и анализ поэмы из энциклопедии

«Двенадцать» — поэма А.А. Блока. Она была создана в порыве вдохновения за необычайно короткий срок. Первое упоминание о «Двенадцати» в записной книжке Блока относится к 8 января 1918 года. Под 27 и 28 января отмечена работа над поэмой. И затем 4 февраля сделана запись: «Двенадцать» — отделка, интервалы». Хронология произведения таким образом определяется совершенно точно: 8 января поэма начата и 28 вчерне закончена.

Первая публикация «Двенадцати» осуществлена 18 февраля 1918 г. в газете «Знамя труда». В апреле этого же года поэма появилась в журнале «Наш путь» (№1), а в мае вышла отдельной книжкой вместе со стихотворением «Скифы». При жизни Блока она издавалась еще трижды: два раза в 1918 г. в издательстве «Алконост» с рисунками Ю. Анненкова и затем — в 1921 г., не считая ряда провинциальных и зарубежных изданий, вышедших без авторского участия.

Поэма «Двенадцать» Блока явилась откликом на события Октябрьской революции и внутренне подготовлена развитием одной из главных тем творчества Блока — темы России. Круг мыслей, настроений, интересов Блока в дни, когда он писал «Двенадцать», достаточно полно представлен в статье «Интеллигенция и революция», написанной в то же время, и в дневниковых записях от января 1918 года. К 1920 г. относится признание Блока одному из собеседников: «Двенадцать» — это лучшее, что я написал. Потому что тогда я жил современностью».

Между тем «Двенадцать» принадлежит к числу самых спорных произведений Блока. Поэма была воспринята как своего рода отказ от всего пройденного поэтом пути, получила в критике противоположные оценки и стала причиной разрыва Блока с родственной ему писательско-художественной средой. Действие поэмы на общество было настолько раздражающим, что она переросла рамки сугубо эстетического явления, стала фактом живой революционной действительности, поводом и инструментом острой политической борьбы.

Поэма как будто не имеет аналогов в прошлом творчестве Блока (в известном приближении к ней находится только лирическая драма «Балаганчик»). По первому впечатлению в «Двенадцати» разрушаются все правила, которым «обязан» подчиняться художник; в частности, происходит вытеснение автора из традиционной для высокой литературы роли демиурга создаваемого художественного мира. В «Двенадцати» торжествует «играющая» стихия революции, массово-безличное начало. Автор растворяется в стихийном потоке, в «голосах жизни». Текст произведения, складываясь из отдельных фрагментов и сцен, характеризуется многообразием интонаций и ритмов, резкостью и контрастностью переходов от одного плана к другому. Все элементы его образной структуры амбивалентны, так что привычные оппозиции высокого и низкого, святого и кощунственного, трагического и комического выступают в неразрывной связи. Такая особенность стиля «Двенадцати» означает невозможность прочитать «до конца» смысл произведения, который при всех способах анализа сохраняет свою дразнящую неуловимость.

Поиски нового художественного языка, способного выразить эпоху гибели старого мира, а также личности, выросшей в системе традиционно-устойчивых гуманистических ценностей, связаны с острым интересом Блока к разнообразным формам фольклорного искусства, в частности — простонародного балагана. Из всех многочисленных интерпретаций содержания поэмы наиболее глубоко проникает в существо ее эстетического новаторства концепция Б.М. Гаспарова, анализирующего структуру произведения в свете бахтинской теории карнавала. События поэмы происходят зимой: постоянно повторяются мотивы вьюги, снега, холода. Указанием на время действия является и плакат о созыве Учредительного собрания, первое и последнее заседание которого состоялось 5 января 1918 года. Действие происходит около этой даты, в дни святок. Эти двенадцать праздничных дней, установленные православной церковью в память рождения Христа, включали и дохристианский цикл славянских праздников — Коляду. Обряды колядования стихийно соединялись в русской жизни с церковной традицией «славления Христа». Следовательно, время действия накладывает на все происходящее в поэме отпечаток святочного карнавала и, по мнению Гаспарова, вполне реально объясняет появление в произведении о революции «загадочного» образа Христа.

Текст поэмы воспринимается как театрализованное действо, происходящее на улицах города «среди народа». Главки сменяются в стремительном ритме. Персонажи первых эпизодов лубочно обобщены («долгополый», то есть поп; буржуй, барыня в каракуле, писатель-вития). В разыгравшейся метели они не стоят на ногах: скользят, падают, ковыляют, напоминая механические движения кукол в балаганном представлении.

Центральная часть поэмы также обнаруживает связь с народным театром. В ней линии «жестокой» любовной (Петруха-Катька-Ванька) и разбойничьей (аллюзии на «Лодку» и песни о Стеньке Разине) драмы переплетаются с мотивом убийства возлюбленной как отречения от любви во имя разбойничьего братства и общего дела. Действие этой части организуется сочетанием драматических отрывков с музыкальными интермедиями, использующими «низкие» жанры: частушку, цыганские куплеты с пляской, разбойничью (воровскую), а также современную революционную песню. Эти песенные «вставки» воспринимаются как развернут характеристики главного персонажа (двенадцати), как имитация монологических «партий» (одна из важнейших связана с мотивом расправы: «Уж я ножичком / Полосну-полосну» и восстановления социальной справедливости).

Для атмосферы карнавального представления важны «голоса» улицы. В действие поэмы вкраплены крики нищих, проституток, ружейная пальба, окрики патруля, злободневные лозунги и т.д. Этот стихийный театр жизни параллелен «организованному» сценическому действию; стилизованные в различных жанровых окрасках «монологи» мешаются с разговорной и бытовой речью, образуя причудливый узор, когда границы между «литературой» и реальной жизнью сознательно нарушаются.

Важнейшей приметой святочного действа является его построение по принципу шествия ряженых (сквозной лейтмотив поэмы: «Вдаль идут державным шагом»), которое в финале превращается в заключительный парад-апофеоз с лубочно-декоративной фигурой Христа во главе (аллюзия на распространенный в некоторых западных областях обычай — несение впереди коляды вертепа с фигурой младенца Христа). Христос поэмы фольклорен: с именем в старообрядческом написании — Исус (вместо: Иисус), украшенный «венчиком» из белых роз. В эту традиционную карнавальную сцену вводится деталь времени: развевающийся в руках Христа кроваво-красный флаг, как пасхальная хоругвь. Шествие замыкает комическая фигура «паршивого пса», а процессия в целом воспринимается как свита Христа, состоящая из «божьих ангелов» или двенадцати апостолов. В ритмике финальной сцены, в стилизованной фигуре Христа ярко проявляются черты детской наивности всей картины, снежно-метельное обрамление которой подчеркивает рождественско-«елочный» ракурс происходящего.

Естественно возникает вопрос о том, какая идеология соответствует карнавальной стилистике «Двенадцати». Интуитивное обращение к фольклорным архетипам очевидно связывалось для поэта с поисками народности, в том числе установлением отношений с русской революционно-демократической традицией (многочисленны параллели с творчеством Н.А. Некрасова, прежде всего фрагментом «Пир на весь мир» из поэмы «Кому на Руси жить хорошо»). В стиле «Двенадцати» очевидны черты религиозной мистерии с характерной лубочно-примитивной трактовкой возвышенной духовной проблематики. Анализируя мистериальность действия поэмы, Б.М. Гаспаров указывает на апокалипсический характер карнавала, феномен которого «представляет собой отрицание, разрушение привычного мира, «конец света»: и это самый радикальный вид разрушения — «веселое» разрушение, при котором не только рушится внешний мир, но и сам субъект отдает себя карнавальной стихии самоуничтожения».

Этот «восторг самоуничтожения» в высшей степени характеризует позицию Блока периода создания поэмы. Особое жертвенное отношение поэта к революции складывалось из боязни развязки исторической драмы в сочетании с жаждой этой развязки. Блок считал, что русской интеллигенции бог велел терпеть за грехи отцов. Еще в 1908 г. он предсказывал, что «бросаясь к народу», интеллигенция бросается «прямо под ноги бешеной тройке, на верную гибель». Готовность к гибели была для Блока источником мучений и торжества одновременно. В марте 1918 г. он записал в дневнике: «...у меня непроизвольно появляются хореи — значит, может быть, погибну» (все плясовые стихи «Двенадцати» хореического метра). На разгром мужиками родовой усадьбы Шахматово Блок ответил: «Так надо, поэт ничего не должен иметь. <...> не смею я судить». Жертвуя в произведении Катькой, поэт в реальной жизни жертвовал собой. Это стоящее за произведением выстраданное Блоком человеческое право «пролить кровь в поэме» и позволяет воспринимать «Двенадцать» как высшую художественную правду о своем времени. «Несмотря на все досужие толкования, — сказал О.Э. Мандельштам, — поэма «Двенадцать» бессмертна, как фольклор».

Источник: Энциклопедия литературных произведений / Под ред. С.В. Стахорского. - М.: ВАГРИУС, 1998