Меню сайта
Статьи » Литература 19 века » Тургенев И.С.

Герои Тургенева. Особенности изображения характеров в произведениях Тургенева

  • Статья
  • Еще по теме

Порою общая эстетическая первоматерия характеров, укорененная в авторском представлении о природе человека, как бы прикрыта плотною оболочкой исторически конкретных, питаемых общественной психологией проявлений персонажей. Герои Тургенева, на первый взгляд, выглядят лишь верными «оттисками» духовных устремлений времени. И сам Тургенев склонен был объяснять их разнообразие изменчивостью общественных пристрастий русского человека второй половины XIX столетия, ставя себе в особую заслугу способность схватывать и запечатлевать «быстро изменяющуюся физиономию русских людей культурного слоя».

В самом деле: не было в России прошлого столетия другого художника, наделенного такой чуткостью к динамическому началу личности, обусловленному изломами русской истории. Достаточно выстроить персонажей Тургенева в хронологический ряд, и перед нами окажется вереница характеров, в которой каждый фиксирует какой-либо новый этап в умонастроениях русского общества. А все они вкупе являют собой как бы срез русской духовной истории едва ли не за половину столетия, срез, в котором отчетливо прослеживается смена духовных поколений.
Не вытекает ли из этого с непреложной, казалось бы, очевидностью, что именно разнообразие, а не сходство парит в кругу тургеневских характеров и что Тургенева интересует «человек исторический», а не «человек вечный»? Разнообразие — действительно первое, что бросается в глаза в тургеневских героях, но только потому, что эта особенность оказывается на поверхности обозреваемого материала. Сходство же часто не замечают потому, что оно располагается в его глубине. Соприкасаясь с историей теснее и органичнее, чем кто бы то ни было из героев русской классики XIX века, человек в романах Тургенева не исчерпан историей, не исчерпан несмотря на то, что история обладает над ним едва ли не роковой властью. Рано или поздно в сюжетах Тургенева наступает момент, когда герой выпадает из исторического потока, из водоворота его страстей. Остановленный как бы властным жестом судьбы, он оказывается перед лицом другой роковой силы, которою он испытывается весь, до потаенных глубин души. Эта сила — любовь, осмысленная в ее универсально духовной сущности и воспринятая Тургеневым именно как роковая стихия, равная по значению в судьбах его героев разве что только истории.
Так, на пересечении этих двух роковых сил. и слагаются судьбы тургеневских персонажей. Вот почему из глубины этих судеб исходит в романах Тургенева какое-то терпкое ощущение горечи. Человек Тургенева, часто представительствующий новым и бодрым силам времени, вбирающий в себя их исторический «напор», отнюдь не владеет историей. Прогрессистское жизнелюбие ему не свойственно; цели, которые он преследует, ускользают от него; будущее его неопределенно-туманно. Все «новые люди» Тургенева, каждый по-своему, завершают свой жизненный путь трагедией или драмой.
Но столь же не властен тургеневский герой и над роковыми силами любви: часто он не выдерживает их испытания и суждена ему в конце концов «разлука с улыбкою странною». Словно бы навязчивый призрак одиночества, неопределенный по очертаниям, явившийся бог весть откуда, из надысторического бытия, сопутствует героям тургеневского романа, несмотря на «обильные, страстные речи», звучащие в них, несмотря на незатрудненное общение между персонажами, не знающими тех мук, которые сопутствуют общению душ у Ф. М. Достоевского.
Так вечные стихии жизни вторгаются у Тургенева в пестроту и разноголосицу исторического бытия, и исторический слой в сознании тургеневского человека, претендующий на прочность, создающий даже иллюзию полного объема сознания, оказывается зыбким и податливым на разрыв. Вечное входит в мир тургеневских героев как грозные начала бытия, над которыми человек не властен. Герой Тургенева владеет лишь исторической «злобою дня». Впрочем, и здесь его власть относительна: он в такой же степени властелин, в какой является и игрушкой ее. Но большая история как производное бесконечного множества надличных сил уже не в его власти. Над ним безраздельна власть любви, подчиненная только стихии. И в этом для Тургенева неизбывная мука: как бы ни были «сознательны» в любви герои тургеневских романов (в отличие от персонажей тургеневских повестей), а однако ж и они прислушиваются к голосу стихии. Наконец, рано или поздно героев Тургенева настигает холод одиночества: крестным путь его проходит Рудин, одинок Базаров, не нашедший понимания ни среди «отцов», ни среди «детей», неизбывно одинок Нежданов, этот российский Гамлет среди маленьких дон-кихотов народничества.
Претендуя на изображение общественной психологии, ее новых и новых видоизменении, порождаемых «давлением времени», Тургенев воплощает ее не столько в типовых, сколько в индивидуально-личностных преломлениях. Причем в таких преломлениях, в которых проступают мощь и размах личности. Демократическое же «стадо» не только не вызывало у него симпатий, но раздражало его крикливой пошлостью, мелкой спесью, убожеством мысли. Здесь ему чудилось вечное болото, в котором неизбежно гибнет любая, даже вполне здравая идея, растущая из реальности. Подтверждением тому и карикатурно убогие сателлиты Базарова, и радикальные болтуны и монстры из «гейдельбергских арабесок» в «Дыме».
Источник: Грехнев В.А. Словесный образ и литературное произведение: кн. для учит. Нижний Новгород: Нижегородский гуманит. центр, 1997

Понравился материал?
8
Рассказать друзьям:
Просмотров: 11210