Сочинение: "Тебя, как первую любовь..." (значение творчества Пушкина)

Пушкин... Это имя приходит к нам в раннем детстве со строчками «У лукоморья дуб зеленый...», с царем Салтаном и Царевной-Лебедь, с Русланом и Людмилой — делами «давно минувших дней», преданьями «старины глубокой». Мы заворо­женно слушаем плавно и свободно текущую речь, не отделяя себя от сказочных событий, целиком растворяясь в них. Ка­жется, сказка рождается у тебя на глазах из бабушкиного клубка, из быстрого мелькания спиц. И только позже мы узнаем, что у истоков сказок стояли такие же бабушки, как твоя, как няня Пушкина Арина Родионовна, «добрая подруж­ка», «подруга дней суровых», любящая и преданная. И от этой бытовой детали поэт делается ближе, а интерес к его жизни и творчеству обостряется. Мы узнаем его по портретам, рисун­кам, и нас удивляет, но мало беспокоит то, что этот замеча­тельный, такой домашний и наш Пушкин — «потомок негров безобразный», напротив, нам он кажется красивым, а его детские проделки приводят в восторг. Мы восхищаемся его ранними поэтическими опытами, завидуем лицейской дружбе — ведь мы тоже школьники. Нам хочется так же сказать:

Друзья мои, прекрасен наш союз!

Он как душа неразделим и вечен —

Неколебим, свободен и беспечен,

Срастался он под сенью дружных муз.

Вместе с Пушкиным мы открывали историю своей Родины с войны 1812 года, когда мимо Лицея «текла за ратью рать», и завидовали идущим на смерть, и радовались победе русского оружия, русского духа. А потом собира­лись вместе с будущими декабристами, чтобы послушать пушкинские призывы:

Пока свободою горим,

Пока сердца для чести живы, 

Мой друг, отчизне посвятим

Души прекрасные порывы!

Пушкин не только открывал нам историю, но, как ни странно, и географию. Только грустную географию, связанную с ссылкой. Мы мчались с ним вместе через всю Россию в Бессарабию, в Одессу, и жизнь, и встречи, и разлуки мелькали калейдоскопом. Цыгане, разбойники, узники, друзья, враги, любимые женщины — все замерли на века в его рукописях и рисунках. Нет, не замерли, а обрели жизнь вечную, «доколь в подлунном мире жив будет хоть один пиит». Пушкин этого периода продолжает пленять нас своей независимостью, «ша­лостями и проказами», ядовитейшими эпиграммами, неукротимым свободолюбием героев поэм.

«В леса, в пустыни молчаливы» новой ссылки перенес поэт «и блеск, и тень, и говор волн». Здесь, в уединении Михайлов­ского, в его рощах и полях, рядом с няней обретает он покой и ощущение родины и народа, здесь он чувствует дыхание истории. Так накануне восстания декабристов рождается «Бо­рис Годунов» и пророчество: «Народ безмолвствует».

«В глуши, во мраке заточенья» долго тянутся дни, но и в них бывают «чудные мгновенья». Кто вслед за Пушкиным не повторял: «Я помню чудное мгновенье...»

Конец 1825 и начало 1826 годов — время тревог и волне­ний. Пятеро заговорщиков повешены, судьба остальных ужас­на. Виселица на многих пушкинских черновиках. Размышляя, он мужает на глазах, утверждаясь в своем, собственном взгляде на мир, ставя свои задачи:

Восстань, пророк, и виждь, и внемли,

Исполнись волею моей,

И, обходя моря и земли,

Глаголом жги сердца людей.

Пушкин не отрекается от прежних идеалов, так же верен дружбе и ссыльным товарищам, так же ненавидит тиранию и «неумолимых владык», пытаясь все же пробудить их снисхо­дительность, «милость к падшим». Но, живой, он думает о жизни, о любви, ничто человеческое ему не чуждо:

Я вас любил: любовь еще, быть может,

В душе моей угасла не совсем;

Но пусть она вас больше не тревожит,

Я не хочу печалить вас ничем.

Эти стихи-прощание ближе зрелости, чем юности. Теперь перед ним его Мадонна, его жена, «чистейшей прелести чис­тейший образец». Такой она была для Пушкина, и не нам судить ее.

Болдинская осень поэта всем хорошо знакома. Приро­да, одиночество, творчество-работа. И какая! «Маленькие трагедии», «Евгений Онегин», «Повести Белкина». Види­мо, у Пушкина был в руках «магический кристалл», ко­торый позволил ему увидеть и понять гений и безумство Моцарта и Сальери; москвича в Гарольдовом плаще Оне­гина; Татьяну Ларину с русскою душою; трагедию Ленско­го, поэта-романтика, и «маленького человека» — станци­онного смотрителя Самсона Вырина. Болдинская осень — шквал, обрушившийся на нас, продвинувший вперед всю русскую литературу. Если истинно русские писатели «вышли из «Шинели» Гоголя, то Гоголь — с маленькой стан­ции, описанной Пушкиным. Потому что Пушкин — это исток, с него началась русская литература, русский лите­ратурный язык, для этого он был рожден.

В. Шкловский когда-то написал: «Александр Пушкин соз­дан Россией для осознания себя». Мы — часть России, поэтому с Пушкиным мы осознаем себя. «У нас ведь все от Пушки­на», — говорил Достоевский.

Источник: 100 сочинений для школьников и абитуриентов. М.: КЕЛВОРИ ЛТД, 1996