"Гроза": образ города Калинова, образ Катерины, постановки пьесы

«Гроза» — драма АН. Островского. Написана в июле-октябре 1859 г. Первая публикация: журнал «Библиотека для чтения» (1860, т. 158, январь). Первое знакомство русской публики с пьесой вызвало целую «критическую бурю». По поводу «Грозы» сочли необходимым высказаться видные представители всех направлений русской мысли. Было очевидно, что содержание этой народной драмы открывает «глубочайшие тайники неевропеизированной русской жизни» (А.И. Герцен). Спор о ней вылился в полемику об основных началах национального бытия. Добролюбовская концепция «темного царства» акцентировала социальное содержание драмы. А А. Григорьев рассматривал пьесу как «органическое» выражение поэзии народной жизни. Позднее, в XX веке возникла точка зрения на «темное царство» как душевную стихию русского человека (А.А. Блок), предлагалась символическая трактовка драмы (Ф.А. Степун).

Образ города Калинова

Город Калинов возникает в пьесе «Гроза» Островского как царство «неволи», в котором живая жизнь регламентирована строгой системой обрядов и запретов. Это мир жестоких нравов: зависти и корысти, «разврату темного да пьянства», тихих жалоб и невидимых слез. Течение жизни здесь сохранилось таким же, как сто и двести лет назад: с истомой жаркого летнего дня, чинными повечериями, праздничными разгулами, ночными свиданиями влюбленных пар. Полнота, самобытность и самодостаточность бытия калиновцев не нуждается ни в каких выходах за свои пределы, — туда, где все «неправильно» и «по-ихнему все напротив»: и закон «неправедный», и судьи «тоже все неправедные», и «люди с песьими головами». Толки о давнем «литовском разорении» и о том, что Литва «на нас с неба упала», раскрывают «историософию мирян»; простодушные рассуждения о картине Страшного суда — «богословие простецов», примитивную эсхатологию. «Закрытость», удаленность от «большого времени» (термин М.М. Бахтина) — характерная черта города Калинова.

Всеобщая греховность («Нельзя, матушка, без греха: в миру живем») — сущностная, онтологическая характеристика калиновского мира. Единственный способ борьбы с грехом и обуздания своеволия видится калиновцам в «законе быта и обычая» (П.А. Марков). «Закон» обузил, опростил, подмял под себя живую жизнь в ее вольных порывах, стремлениях и желаниях. «Хищная мудрость здешнего мира» (выражение Г. Флоровского) сквозит в духовной жестокости Кабанихи, дремучей упертости калиновцев, разбойничьей ухватке Кудряша, изворотливой сметливости Варвары, дряблой уступчивости Тихона. Печатью социального изгойства отмечен облик «нестяжателя» и бессеребренника Кулигина. Нераскаянный грех бродит по городу Калинову в обличье сумасшедшей старухи. Безблагодатный мир томится под гнетущей тяжестью «Закона», и лишь отдаленные раскаты грозы напоминают о «последнем конце». Всеобъемлющий образ грозы возникает в действии, как прорывы высшей реальности в здешнюю, потустороннюю действительность. Под натиском неведомой и грозной «воли» время жизни калиновцев «в умаление приходить стало»: близятся «последние времена» патриархального мира. На их фоне время действия пьесы прочитывается как «осевое время» ломки целостного уклада русской жизни.

Образ Катерины в «Грозе»

Для героини пьесы распадение «русского космоса» становится «личным» временем переживаемой трагедии. Катерина — последняя героиня русского средневековья, сквозь сердце которой прошла трещина «осевого времени» и открыла грозную глубину конфликта человеческого мира и Божественной выси. В глазах калиновцев Катерина — «чудная какая-то», «какая-то мудреная», непонятая даже для близких. «Неотмирность» героини подчеркнута даже ее именем: Катерина (греч. — присно-чистая, вечно-чистая). Не в миру, а в церкви, в молитвенном богообщении обнаруживается подлинная глубина ее личности. «Ах, Кудряш, как она молится, кабы ты посмотрел! Какая у ней на лице улыбка ангельская, а от лица-то как будто светится». В этих словах Бориса — ключ к тайне образа Катерины в «Грозе», объяснение озаренности, светоносности ее облика.

Ее монологи в первом акте раздвигают рамки фабульного действия и уводят за пределы означенного драматургом «малого мира». В них раскрывается свободное, радостное и легкое воспарение души героини к своей «небесной отчизне». За пределами церковной ограды Катерину подстерегает «неволя» и полное духовное одиночество. Ее душа страстно стремится к обретению родственной души в мире, и взгляд героини останавливается на лице Бориса, чуждого калиновскому миру не только в силу европейского воспитания и образования, но и духовно: «Я понимаю, что все это наше русское, родное, а все-таки не привыкну никак». Мотив добровольной жертвы за сестру — «сестру жаль» — центральный в образе Бориса. Обреченный «на жертву», он вынужден безропотно ждать иссякания самодурной воли Дикого.

Только по внешней видимости смиренный, затаенный Борис и страстная, решительная Катерина — противоположности. Внутреннее, в духовном смысле они одинаково чужды здешнему миру. Видевшись считанные разы, ни разу не переговорив, они «узнали» друг друга в толпе и уже больше не смогли жить по-прежнему. Борис называет свою страсть «дурою», сознает ее безнадежность, но Катерина «нейдет» у него из головы. Сердце Катерины устремляется к Борису помимо ее воли и желания. Она хочет мужа любить — и не может; ищет спасения в молитве — «не отмолится никак»; в сцене отъезда мужа пытается заклясть судьбу («Умереть мне без покаяния, если я...») — но Тихон не хочет понять ее («...и слушать не хочу!»).

Идя на свидание к Борису, Катерина совершает необратимый, «роковой» поступок: «Ведь что я себе готовлю. Где мне место-то... ». В точности по Аристотелю, героиня догадывается о последствиях, предвидит грядущее страдание, но совершает роковой поступок, не зная всего ужаса его: «Что меня жалеть, никто не виноват, — сама на то пошла. <...> Говорят, даже легче бывает, когда за какой-нибудь грех здесь, на земле, натерпишься». Но «огонь неугасимый», «геенна огненная», предсказанные сумасшедшей барыней, настигают героиню еще при жизни, — муками совести. Сознание и чувство греха (трагической вины), как оно переживается героиней, уводит в этимологию этого слова: грех — греть (греч. — жара, боль).

Прилюдное признание Катерины в содеянном — попытка загасить сжигающий ее изнутри огонь, вернуться к Богу и обрести утраченный душевный мир. Кульминационные события IV действия и по формальным признакам, и смыслово-содержательно, и образно-символически связаны с праздником Ильи-пророка, «грозного» святого, все чудеса которого в народных преданиях связаны с низведением небесного огня на землю и устрашением грешников. Гроза, что прежде громыхала в отдалении, разразилась прямо над головой Катерины. В соединении с изображением картины Страшного суда на стене полуразрушенной галереи, с выкриками барыни: «От Бога-то не уйдешь!», — с фразой Дикого, что гроза «в наказание посылается», и репликами калиновцев («эта гроза даром не пройдет»), она образует трагедийную кульминацию действия.

В последних словах Кулигина о «судье милосердном» слышится не только упрек грешному миру за «жестокость нравов», но и вера Островского в то, что суя Всевышнего немыслим вне милости и любви. Пространство русской трагедии раскрывается в «Грозе» как религиозное пространство страстей и страданий.

Протагонистка трагедии гибнет, а фарисейка торжествует в своей правоте («Понял, сынок, куда воля-то ведет!..»). С ветхозаветной суровостью Кабаниха продолжает блюсти устои калиновского мира: «бегство в обряд» — единственно мыслимое для нее спасение от хаоса воли. Побег Варвары и Кудряша на просторы воли, бунт безответного ранее Тихона («Маменька, это вы ее погубили! Вы, вы, вы... »), плач о погибшей Катерине — предвещают наступление нового времени. «Рубежность», «переломность» содержания «Грозы» позволяют говорить о ней, как о «самом решительном произведении Островского» (Н .А. Добролюбов).

Постановки

Первое представление «Грозы» состоялось 16 ноября 1859 г. в Малом театре (Москва). В роли Катерины — Л.П. Никулина-Косицкая, вдохновившая Островского на создание образа главной героини пьесы. С 1863 г. в роли Катерины выступала Г.Н. Федотова, с 1873 — М.Н. Ермолова. В Александринском театре (Петербург) премьера состоялась 2 декабря 1859 года (в роли Катерины — Ф.А. Снеткова, роль Тихона гениально исполнил А.Е. Мартынов). В XX веке «Грозу» ставили режиссеры: В.Э. Мейерхольд (Александринский театр, 1916 г.); А.Я. Таиров (Камерный театр, Москва, 1924 г.); В.И. Немирович-Данченко и И.Я. Судаков (Московский Художественный театр, 1934 г.); Н.Н. Охлопков (Московский театр им. Вл. Маяковского, 1953 г.); Г.Н. Яновская (Московский ТЮЗ, 1997 г.).

Источник: Энциклопедия литературных произведений / Под ред. С.В. Стахорского. - М.: ВАГРИУС, 1998