Анализ романа Жюля Верна «С земли на луну прямым путем за 97 часов 20 минут»

Большой успех романа «С земли на луну прямым путем за 97 часов 20 минут» (1865) отнюдь не случа­ен — это одно из самых лучших произведений писателя, класси­ческий образец созданного им жанра «романа науки», в кото­ром математические выкладки, обосновавшие возможность меж­планетного полета, были сделаны математиком А. Гарсе. От­талкиваясь от традиции морского романа-путешествия, автор ищет пути в межпланетное пространство. Но если его пред­шественники (Годуин, Сирано, Э. По и др.) мало заботились о правдоподобии летательных приспособлений, так как основной задачей был показ внеземного общества, то Жюль Верн все внимание сосредоточил именно на научных обоснованиях меж­планетного перелета.

Жюль Верн был не только замечательным мастером научно-фантастического сюжета, но и реалистической характеристики персонажей и в полном блеске показал присущий ему глубоко человечный юмор, приобретающий иной раз горькую окраску. Все это объясняет неослабевающий успех романа у современно­го читателя.

Экспозиция к роману, рисующая не только возникновение «Пушечного клуба», но и самый клуб с его членами-инвалидами, демонстрирующими гротескную «коллекцию костылей, де­ревянных, ног, искусственных рук, ручных протезов с крючком, каучуковых челюстей, серебряных черепов и платиновых носов», свидетельствует о выдающемся мастерстве писателя-антимилитариста. С горьким юмором отмечает он, что согласно вычислениям статистиков в клубе приходилось «меньше чем по одной руке на четырех человек и лишь по две ноги на шесте­рых». Горьким же юмором окрашено и красноречивое сообщение о любимом детище непременного секретаря клуба Дж. Т. Мастона — огромной мортире и ее губительном действии (при взрыве погибло 337 человек). Та же горечь ощущается в вычислениях некоего статистика, который установил, поделивши число жертв артогня на число членов клуба, что на каждого из них «в среднем приходилось по две тысячи триста семьдесят пять с дробью убитых»). Единственной заботой этого ученого сообщества, отмечает писатель, было «истребление рода человеческого». Парадоксальное сочетание врожденного доб­родушия и смертоубийственной профессии не случайно для пи­сателя-гуманиста, верящего в оздоравливающую силу науки и потому предлагающего устами Барбикена перековать меч на орало, то есть направить творческую энергию членов клуба не на человекоубийственные цели, а на углубление познания тайн вселенной. Он с осуждением отмечает «дерзкую изобретатель­ность» янки, направленную на создание гигантских пушек, иро­нически подчеркивая, что смелый опыт «по проверке убойной силы пушки Родмена, могущей скосить 150 лошадей и 300 че­ловек», так и не был поставлен ввиду того, что «если лошади и согласились бы подвергнуться подобному испытанию, то среди людей, к сожалению, охотников не нашлось». Хотя в то время у Ж. Верна еще не было исторического опыта Седан­ского поражения, но милитаристские тенденции были и тогда чужды ему, и, не случайно, говоря о желании «пустить ядро в луну», писатель метил в «метод канонерок», отмечая, что этот «довольно-таки грубый способ установить сношения» весьма распространен в «цивилизованных» странах. Рассказы­вая о соперничестве Барбикена, прославившегося отливкой сна­рядов во время гражданской войны, и Николя— создателя са­мой прочной брони, он осуждающе подчеркивает, что суда, оде­ваясь в непроницаемую броню, мечут огромные ядра в неприя­теля, то есть делают другим то, «чего не желают себе,—основное, — глубоко безнравственное правило, к которому сводится все искусство войны». Тем самым писатель осуждает все и всяческие войны. Сам интерьер «Пушечного клуба» ста­новится средством осмеяния человеконенавистнических интере­сов его членов: легкие своды обширного холла поддерживают колонны из пушечных стволов, поставленных на толстые морти­ры, а стены — живописно украшены «затейливыми узорами» из различных видов огнестрельного оружия старинного и новейшего. «Тысячи револьверов, соединенных наподобие люстр» освещают холл, где скамьи располо­жены «в виде крепостных валов и окопов», кресло пред­седателя имеет вид мортиры, его стол водружен на морские пушки, чернильницей служит граната, а колокольчик издает выст­релы «вроде револьверных». Тонкая, но чрезвычайно язвительная насмешка в духе Вольтера звучит в описании это­го капища смертоубийства.

Характер юмора решительно изменяется там, где повест­вуется о реализации лунного проекта Барбикена. Со смехом сообщается о находчивости антрепренера английской труппы, заменившего комедией «Как вам угодно» «незадачливую» ко­медию «Много шума из ничего», в которой поклонники Барби­кена усмотрели злостный намек. Юмор Жюля Верна особенно проявляется в описании селеномании, охватившей соотечествен­ников Барбикена. Луна становится поистине «львицей сезона», и под каскадом научных сообщений даже самым отсталым при­ходится отказаться от суеверных представлений о спутнике Земли. Использованный автором научный материал (измерение параллакса луны, понятие о ее вращении и т. п.) скрашивается юмором по адресу тех, кто не мог понять, что луна, обращенная одной стороной к Земле, совершая оборот вокруг нее, в то же время вращается вокруг своей оси, — им давали «практический совет» обойти круглый стол, все время глядя на его центр. Юмористически окрашена и сцена обсуждения вопроса о ядре и скорости, начинающаяся напыщенно-экстатической речью Ма­стона, которой внимают члены комитета, поглощая бутерброд за бутербродом (прозаическая деталь сразу же как бы «при­земляет» проблему). Следующее заседание опять-таки сопро­вождается «горой бутербродов» и «целыми морями чая» — этот комический троп вносит необходимое оживление, придавая жиз­ненность изображаемым событиям.

Но в описании соперничества техасских и флоридских депу­татов, едва не завершившегося уличной резней, юмор прибли­жается к сатире. Американские нравы подобного рода отнюдь не вызывают сочувствия писателя, чем и обусловлен сатириче­ский оттенок.

Следует отметить, что описание Соединенных Штатов носит в этом романе несколько утопическую окраску — это Америка мечты, а не реальная Америка, где господствует бизнес, что ярко показано уже в «Плавающем городе», а еще убедительнее в «Плавучем острове». А в лунной дилогии автор отмечает, что бескорыстное лихорадочное возбуждение, охватившее все насе­ление США, не поддается описанию и что было бы чистейшим безумием попытаться изобразить этот ажиотаж, поскольку по­добного рода задача превосходит «все силы человеческие».

Немало места отведено в романе математическим и техниче­ским расчетам, описанию подготовки шахты для отливки ко­лумбиады, а также самого процесса отливки. Фантастичность описания возрастает, если вспомнить, что землеройных машин не было и в помине и основным орудием для прокладки шахты была кирка. Не менее фантастична и идея ослабления силы удара при помощи воды.

Но вместе с развитием фантастического сюжета системати­чески популяризуется наука, причем автор не забывает (устами Барбикена) упомянуть о летавших на луну литературных пред­шественниках своих героев. Не ограничиваясь литературными параллелями, он щедрой рукой вводит научные материалы из области селенографии и даже селенологии, не назойливо вкрап­ливая их в ткань романа. То он приводит письмо директора обсерватории в Массачусетсе, научно обосновывающее возмож­ность реализации проекта, то делает сообщение о происхожде­нии солнечной системы, то сжато излагает современные ему данные из области селенографии, то, рисуя дискуссии, вызван­ные дерзновенным замыслом Барбикена, сообщает множество сведений о луне и о научно-технических вопросах, связанных с реализацией проекта, то подробно описывает процесс отливки колумбиады или «опыт» Мастона, просидевшего в снаряде це­лую неделю, и т. д.

Источник: Розанова А. А. Социальная и научная фантастика в классической французской литературе XVI-XIX вв. Киев: Издательство «Вища школа», 1974