Анализ романа Жюля Верна "Пять недель на воздушном шаре"

Первый роман Жюля Верна, «Пять недель на воздушном шаре» (1863), приятно поразивший Этцеля, был новаторским произведением, облекшим в художественную форму две волнующих современ­ников писателя научные проблемы: управляемое воздухоплава­ние и исследование центральной Африки. Новаторской была уже мысль заменить традиционное морское путешествие путе­шествием по воздуху, но подлинным новаторством явилось фан­тастическое изобретение, сделавшее возможным управление аэ­ростатом. Несмотря на фантастическую посылку, описание неис­следованной части Черного материка носит реалистический ха­рактер, а отдельные неточности явились результатом неточности рассказов и записок путешественников, на которых опирался писатель.

Сюжетом романа является путешествие, и для усиления увлекательности автор применил приемы авантюрного романа: исследователям приходится пережить ряд приключений то ко­мических (нападение павианов, слон, буксирующий Викторию и др.), то наоборот — трагических (опасение и смерть миссио­нера, муки жажды в Сахаре, встреча в воздухе с кондорами и др.). Многочисленные пейзажи сжаты, точны, как бы взяты из учебника географии, что не случайно. Образцом для писа­теля-новатора было реалистическое правдоподобие, а не романтическая орнаментальность, так как, подобно великим француз­ским реалистам, он стремился дать читателю верную ориенти­ровку на местности — этому приему писатель останется верен на протяжении всего творческого пути.

В этом романе проявилась важнейшая особенность творче­ской манеры Жюля Верна: обостренное внимание к изображе­нию людей и их характеров, чего обычно не замечают исследо­ватели, по традиции зачисляющие его в ряды писателей для юношества — популяризаторов нау­ки. Именно эта черта творческого метода Ж. Верна явилась основной причиной неувядающего интереса читателей даже к тем его произведениям, где фантастическая техника, как напри­мер, в романе «С Земли на Луну», выглядит не только уста­ревшей, но и вовсе неприемлемой.

Трое шотландцев, летящих на «Виктории», упрямы до чрез­вычайности, но как мастерски индивидуализировано это качест­во у каждого из них. Упрямство Фергюссона, ученого-изобрета­теля, неутомимого путешественника претворяется в настойчи­вость исследователя, в стойкое мужество человека, не отступаю­щего ни перед никакими трудностями на пути к поставленной цели. Образ Фергюссона показан в различных ракурсах то путем сжатой авторской характеристики, то с помощью реплик и высказываний его спутников. Доброта его проявляется не только в чертах лица, но и в тяжелых слезах, которых не в си­лах удержать этот мужественный и внутренне глубоко демо­кратичный человек, думая, что погиб его друг — слуга. Подобно ученым Бальзака он предельно бескорыстен и начисто лишен страсти к наживе. Поэтому так удивляют его и ламентации Кеннеди по поводу сломанного клыка слона и золотая лихорад­ка, внезапно овладевшая Джо при виде груд золотоносного кварца.

Итак, уже в первом романе серии возник характерный для творчества Жюля Верна образ ученого — нового героя в лите­ратуре, причем и здесь, как и в дальнейшем, он не выступает в одиночку, а действует при поддержке своих друзей, простых людей, поверивших в его изобретение.

Характеристика его друга Кеннеди, страстного охотника и рыболова несколько более статична, хотя ему не откажешь в подвижности. Упрямство этого шотландца, безгранично предан­ного другу, проявляется именно в этой преданности. Считая проект Фергюссона полнейшим безумием, он тем не менее бес­страшно сопровождает его, надеясь, что, хоть в последний мо­мент, но сможет удержать его от рискованного полета. Он столь же равнодушен к наживе, как и его друг, и также удив­лен приступом золотой лихорадки у Джо.

Добряк Джо — этакий вальтерскоттовский Калеб, но не вор­чун, а чудесный веселый малый, не лишенный впрочем извест­ных слабостей: любит поражать слушателей рассказами о сво­их невероятных приключениях и подвержен золотой лихорадке. Но в минуту опасности он не только выбрасывает свои сокровища, как ненужный балласт, но и сам прыгает из корзи­ны «Виктории», чтобы спасти своих спутников, проявив тем самым подлинный героизм и самопожертвование. Этот образ демократического героя, наделенного лучшими качествами че­ловека из народа, чрезвычайно привлекателен, несмотря на невинное тщеславие и упрямство, проявившиеся во время при­падка золотоискательства.

Художественные средства, как это характерно для Ж. Верна-писателя, тяготеющего к протокольной точности изложения, весьма скупы. Невольно вспоминается признание Стендаля об обуздывающей силе стиля гражданского кодекса Наполеона. Метафоры очень редки, зато сочны и чаще всего имеют сатири­ческий характер. Столь же редки, хотя метки и удачны, сравне­ния. Наконец, здесь уже проявляется присущий писателю нена­вязчивый добрый юмор, становящийся нередко средством избе­жать идеализации положительного персонажа и придающий ему жизненность и убедительность. Примером может служить портретная характеристика Фергюссона, чей крупный нос сравнивается с носом корабля, как то и надлежит носу челове­ка, рожденного делать открытия. Не довольствуясь юмористи­ческими характеристиками персонажей, писатель прибегает к такой же характеристике той или иной ситуации. Огромный осетр, поданный на стол во время торжественного обеда в «Клу­бе путешественников» в честь Фергюссона, был только на три дюйма короче почетного гостя.

Когда чернокожие озера Чад, приняв выбросившегося из корзины «Виктории» Джо за некое божество, поставили ему не­хитрое угощение, добряк уничтожает его с поистине «божест­венным» аппетитом, показав, как едят боги в торжественных случаях. Юмор здесь смягчает трагизм ситуации.

От первого романа-путешествия тянутся нити к поистине «необыкновенным» путешествиям, не только к тем, что стирают белые пятна на карте планеты, но к путешествиям в недра зем­ли, под водами мирового океана и в космосе, их тематику вос­принимает и развивает современная фантастика.

Источник: Розанова А. А. Социальная и научная фантастика в классической французской литературе XVI-XIX вв. Киев: Издательство «Вища школа», 1974