Солженицын "Красное колесо": краткое содержание и анализ

Жанр своей десятитомной эпопеи о Февральской революции "Красное колесо" (1937, 1969-2000) писатель определил как "повествование в отмеренных сроках". Первоначальный замысел был рассчитан на 20 Узлов (томов) и должен был охватывать период с 1914 (Самсоновская катастрофа) по 1922 год, когда все последствия революции стали уже неотвратимы. Но колоссальный материал подчинил себе замысел. В окончательном варианте эпопея состоит из двух "действий". Действие первое – "Революция" – включает три Узла: "Август Четырнадцатого" (2 тома), "Октябрь Шестнадцатого" (2 тома), "Март Семнадцатого" (4 тома). Действие второе – "Народоправство" – состоит из одного Узла – "Апреля Семнадцатого" (2 тома).

Кроме того, в тексте есть ретроспективные главы "Из Узлов предыдущих", в обратном порядке доводящие историческую нить до марта 1881 года – времени убийства Александра II. Впрочем, прием ретроспекции проходит через всю эпопею, в равной степени касаясь как историй отдельных семей (вымышленных и реальных), так и партий. В последней же, десятый том "Колеса" включен развернутый план "Узлов V – XX" на 135 страниц, где даны основные вехи первоначального, так и не осуществившегося замысла (до весны 1922 года).

Желание воссоздать правду о трагедии 1917 года было тем сильней, что Солженицын чувствовал себя последним из писателей, для кого не утрачено было "ощущение современности этих событий". Принцип "Узлов", "то есть сплошного густого изложения событий в сжатые отрезки времени", однако с намеренными перерывами между Узлами, позволил показать автору только самые важные, определяющие события.

Как и положено в исторических эпопеях, Солженицын вводит в сюжет наряду с историческими персонажами вымышленных: Саню Лаженицына (прототип – отец писателя Исаакий), его невесту Ксению и друга Костю Гулая (Котю), полковника Георгия Воротынцева, его жену Алину и возлюбленную Ольду Андозерскую, философа Павла Ивановича Варсонофьева, сторонниц революционного террора сестер Адалию и Агнессу Ленартович, их племянника Сашу, солдата Арсения Благодарева и других. На более чем шести тысячах страниц действует около двухсот героев, причем, в отличие от Льва Толстого, Солженицын не уделяет повышенного внимания вымышленным персонажам. Их линии прочерчены пунктирно, а к концу эпопеи блекнут под напором страшных событий. Неслучайно уже в первом томе Георгий Воротынцев, переживающий охлаждение к Алине, размышляет о "ничтожности личных драм": "Чувством, достойным мужской груди, может быть только патриотическое, или гражданское, или общечеловеческое". На первый план повествования выступает сама история, с ее роковыми и все же подчиняющимися воле отдельных личностей шагами.

В каждом Узле повествование сконцентрировано вокруг определенных исторических фигур. В "Августе Четырнадцатого" (Узел I, 10-21 августа) это генерал Самсонов, реформатор Столыпин и Николай II. Все они по-своему предстают как жертвы истории. Драматически описаны важнейшие эпизоды Первой мировой войны. Поражение в Восточной Пруссии, гибель Второй армии изображены с той степенью надсадной боли за Россию, от которой содрогается душа. Образ Самсонова, по признанию Солженицына, во многом списан с Твардовского: та же русскость, честность, трагическое подчинение обстоятельствам. Сценой его самоубийства заканчивается первый том. Для проигравшего полководца это была не казнь, а избавление, потому что ответственность за армию, глубокая любовь к родине и своим солдатам надорвали сердце генерала. Его последние слова обращены к Богу: "Господи! Если можешь – прости и прийми меня".

Образу Петра Аркадьевича Столыпина посвящена объемная глава второго тома. Его любовь к отечеству, колоссальное трудолюбие, грамотные, взвешенные реформы изображены как частный подвиг государственного лица. Насколько ничтожными и эгоистичными кажутся по сравнению с самим духом столыпинских жизненных ценностей амбициозные и эгоистические интересы его убийцы Богрова, чей жизненный путь прослежен в 63-й главе! В смерти великого государственного деятеля (на этом настаивает Солженицын) 1 сентября 1911 года автор увидел трагический и зловещий символ грядущих катастроф. Не сумев поднять правую простреленную руку, которой он хотел перекрестить царя, "Столыпин поднял левую"… В этом предсмертном кресте исследователи видят "антижест" (М. Голубков), предсказавший страшную судьбу последнего императора.

Образу Николая II посвящена целиком 74-я глава. Автор рисует в ней доброго, безвольного человека, волею судьбы вынужденного быть императором огромной державы в закатный период ее монархической истории. Прекрасный семьянин, настоящий христианин, он тем не менее повинен в серьезных ошибках, многочисленных жертвах столь любимого им народа. Кончается эта ретроспективная глава решением Николая начать войну и безграмотным письмом Распутина (июль 1914), предостерегающего Государя о том, что война – это "начало конца": "Велика погибель без конца печаль".

Узел II "Октябрь Шестнадцатого" исследует события с 14 октября по 4 ноября. Внимание здесь сосредоточено на конфликтах между Думой, правительством и царем. Отдельно показана деятельность большевиков (К.А. Гвоздева, А.Г. Шляпникова). Центральной исторической личностью второго Узла становится Ленин (ему посвящено семь отдельных глав). Автор стремится глядеть на мир его глазами. И мы видим, насколько циничен, безжалостен и целеустремлен этот человек. Он использует людей, в глубине души постоянно проклиная их недостатки (и соратников, и противников). Он говорит и думает на "отвратительно бледном, сухом языке". Ему ведомы и периоды "упадков до прострации", и неслыханная, опасная концентрация всех сил.

Столь же зловещим выглядит в этом Узле образ "великого ненавистника России" одесского миллионера И.Л. Гельфанда (Парвуса), доставшего деньги для русской революции и запустившего их – через Ленина – в красное колесо. Их фантастический, на грани сна разговор (в действительности встреча была годом раньше), придуманный Солженицыным в доказательство общности их целей, заканчивает 47-ю, ленинско-парвусовскую главу. Парвус говорит о своем "великом плане", который он представил германскому правительству и на который рассчитывает получить огромные деньги. Главную роль в этом плане он отвел для Ленина. Автор признавался, что этот последний предреволюционный Узел был нужен ему "как сгусток тяжелой и малоподвижной атмосферы тех месяцев".

Четырехтомный Узел III – "Март Семнадцатого" – рассказывает о кризисе самодержавия и о самой Февральской революции (взяты события с 23 февраля по 18 марта). Основное внимание здесь уделено фигурам Временного правительства, депутатам Думы и революционному бурлению петроградской толпы. Сочувственно изображено нарастающее с каждым днем одиночество государя. Фактически Солженицын воссоздает "историю самопадения Февраля", которая напрямую вела к большевистскому перевороту в октябре. Автор с болью показывает, как пришедшее к власти либеральное правительство обескровило Россию, так что любая агрессия извне была обречена на успех. В финале пятого тома показан разгром гостиницы "Астория" революционной "солдатней". Низменная сила движет этими людьми – страсть к разрушению, насилию, грабежу, издевательствам. Резюмирует настроения толпы развязная пословица в конце главы: "Отвяжись, худая жись! Привяжись, хоро-о-шая!". А в следующей главе показан тайный ночной уход Великого Князя Михаила из оставленного войсками Зимнего дворца 27 февраля. Для спасения жизни от распоясавшейся толпы "правнук жившего здесь императора, внук убитого здесь императора – он бежал за всех за них, унося с собою и их?".

Драма падения монархии, с горечью переживаемая царской семьей, вызывает радость у большинства. Однако пришедшие к власти люди по моральным качествам куда ниже членов династии. Сами себя во многом ощущавшие самозванцами, эти люди очень скоро войдут во вкус. Однако красное колесо и их подминает под себя. Так, вершащий судьбы очередных "зловредных слуг старого режима" Гитлер (член Исполнительного комитета) сам понимает, что в его силах – только "разрешить арест почему-то назначенной жертвы", а вот отказать было почти бесполезно – все равно расправятся сами.

В финале 6-го тома Солженицын воспроизводит мрачно-безысходное состояние только что отрекшегося от престола императора. Последняя фраза в знаменитой дневниковой записи Николая об отречении увидена в свете евангельской реминисценции. Пошлая ложь газет, разложение армии, диктат развращенного общественного мнения, грубость верной и когда-то внимательной прислуги – все это особенно остро ощущают думающие люди. Профессор Андозерская понимает, что теперь "стало опасно думать не так, как все".

"Март Семнадцатого" заканчивается двумя смежными фрагментами: секретной дипломатической перепиской, где доставка в Россию русских революционеров из заграницы и победа крайне левых сил трактуется как гарантированное крушение русской мощи, и главой, где на примере "новых порядков" в Волынском батальоне показано полное растление русской армии.

Последний Узел эпопеи – "Апрель Семнадцатого" – посвящен окончательному отрезку пути России в пропасть: 12 апреля – 5 мая. Два последних тома эпопеи буквально прошиты главами "Фрагменты народоправства" (главы 22, 35, 113, 135, 167 и др.), где с предельным лаконизмом и экспрессией показываются бездны произвола и изощренного насилия во всех частях русского общества накануне Октября: на фронте, на улицах Петрограда и Москвы, в провинции и т.д. Борьба за власть Гучкова, Милюкова, Керенского и других все более превращается в трагический фарс на фоне вернувшихся в Россию главарей большевизма. Колесо вращается все быстрее, так что свадебные планы Сани Лаженицына и Ксении кажутся заранее обреченными. Последнее появление Ленина на "сюжетных" страницах эпопеи осуществлено через зловещую цитату из его работ: "Это будет государство типа Парижской Коммуны. Такая власть является диктатурой…".

Завершаются и линии сквозных героев эпопеи, Сани Лаженицына, Ксении, Варсонофьева и Воротынцева. Все они (пожалуй, кроме Ксении) не ждут от будущего ничего, кроме хождения по мукам. Заканчивается IV Узел вопросом Воротынцева: "Но – на какой развилок спешить? И уложить себя – под какой камень?".

Одной из основных тем "Красного Колеса" является противоборство идей, которые проверяются на истинность через поступки их носителей. Причем политические, религиозные, философские взгляды показаны как изнутри (с точки зрения носителя идеи), так и извне (в восприятии противников). Все они так или иначе пропущены и через авторское сознание, по-своему расставляющее этические акценты. Солженицыну дороги те герои, которые умеют воспринимать и анализировать чужие идеи (Воротынцев, Лаженицын, Варсонофьев) и через это искать идею универсальную.

Отторжение у писателя вызывают все виды идейного радикализма. Поэтому отрицательным полюсом "Красного Колеса" становятся люди с догматическим мышлением: сестры Ленартович и их племянник Саша, "думцы" Пуришкевич и Марков, большевики Ленин, Троцкий и Коллонтай. Их образы намеренно сужены, выхолощены, почти лишены психологизма. А проповедуемые ими идеи чаще всего звучат саморазоблачительно, потому что партийная психология, по Солженицыну, всегда сужает личность. В афористической форме эту мысль высказывает инженер Ободовский: "Всякая партия есть намордник на личность".

И действительно, в жарких идейных спорах большевиков или кадетов постоянно звучат избитые фразы, взятые из партийных программ, и отсутствует живая мысль, живое слово. Русское общество, уверен Солженицын, накануне Октября было порабощено идеологией, а идеологизированное мышление всегда ущербно. Все, даже самые порядочные люди, боятся прослыть реакционерами. В противоборстве идей Февральской революции автор видит вовсе не поиск истины, а трагедию, ибо многообразие, ведущее к разрушению, по сути является хаосом. Итоги революционного радикализма отражаются прежде всего на толпе ("смрадная брань простонародья", "открыто продают порнографию" и т.д.).

Власть в одержимой революцией стране захватывают люди, которым ничего и никого не жаль. Их не пугает анархия, им не страшен голод. Ленин в изображении Солженицына становится ключевой фигурой новой русской истории, беспощадной, властной и коварной. Его умение манипулировать людьми вскрыто Солженицыным изнутри, через ленинские мысли.

Колоссальный материал, собранный в эпопее, требовал особого чувства композиции. Помимо изображения поступательного бега колеса истории накануне Октября в текст введены многочисленные документы, письма, дневники, коллажи из газетных статей; выделенные крупным шрифтом обобщающие пословицы. Особое место в композиции занимают обзорные главы, обозначенные апострофом рядом с цифрой (32") и изредка набранные петитом. Всего их 21, объемом 360 страниц. Это может быть обзор военных действий, история партии или государственного деятеля, рассказ о заседании Думы и т.д. В них особенно ярко выступает Солженицын-историк. Он говорит о прошлом из будущего. Отсюда и пророческие интонации, и диктат авторской точки зрения.

Для усиления воздействия на читателя в повествование введены особо выделенные графически, ритмически организованные фрагменты под названием "Экран" (всего их 13, примерно одна сотая часть текста). В них автор дает сцены в преимущественно зрительном выражении, т.е., словно в киносценарии, не рассказывает о явлениях, а показывает их. Эти фрагменты отличаются особой экспрессией. Они воспроизводят то трагические лица русских пленных (58-я глава "Августа Четырнадцатого"), то уличные происшествия в революционном Петрограде (главы 2, 169 в "Марте Семнадцатого"). Агрессивная толпа, бьющая стекла, калечащая любого, кто не желает к ней присоединиться, не столько грабит, сколько разоряет все на своем пути.

Через "экранные" главы проходит и стержневой мотив эпопеи, выраженный в ее названии. Образ красного колеса появляется в тексте пятикратно. И всякий раз оно превращается в глубоко трагический символ. Особенно ярко это выделено в двух эпизодах "Августа Четырнадцатого" (главы 25 и 30). В первом из них попавшие под артобстрел Воротынцев и Благодарев наблюдают огненное колесо из лопастей горящей мельницы, которое кружится без ветра и в конце концов разваливается на "огненные обломки". Во втором – колесо отскочит от лазаретной линейки при отступлении русских войск. ("Катится колесо, окрашенное пожаром!").

Сам Солженицын так объяснял смысл этого образа в своих интервью: "Я нашел, что это наиболее точно выражает закон всех революций". Путь России к катастрофе и описан в десяти томах трагического эпоса Солженицына. Однако в процессе работы над книгой Солженицын "с удивлением" увидел, что "каким-то косвенным образом писал также и историю двадцатого века".

Источник: Русская литература XX - начала XXI века в 2 т. Т. 2. 1950-2000-е гг. / под ред. Л.П. Кременцова. - М.: "Академия", 2009