Анализ стихотворений Заболоцкого "Весна в лесу" и Начало зимы"

Соединение изобразительной точности и элементов сказочности обнажено в стихотворении Заболоцкого «Весна в лесу» (1935).

Анализ стихотворения «Весна в лесу»

Лирическое описание весеннего пейзажа, в форме обращения к милому другу, неизвестному адресату, начинается сравнением работы весны с лабораторией и каждого «маленького растеньица» — с «колбочкой живой», соответственно научным представлениям, и опирается на точный зрительный образ, сама влага становится «солнечной», как бы поглощает в себя солнце.

Дальше лаборатория становится сказочной, появляется сказочный химик, врач, семейный человек — грач. Затем происходит смысловой скачок. Вместо внимательного грача, похожего на врача, появляется глухарь, «нелюдимый, как дикарь», и сопоставляется с «идолищем»; вместо лаборатории — таинственные леса с мифологическими образами. С этими образами, однако, контрастирует «странный» прозаизм, присущий именно Заболоцкому: глухарь «колышет потроха». Прозаизм, в котором содержится метонимическая деталь с несколько сдвинутым, остраненным смыслом.

В следующем четверостишии — уже внутри этих таинственных лесов появляется третий лик весеннего ландшафта, опять резко контрастирующий с предыдущим: «... солнца празднуя восход, / С причитаньями старинными / Водят зайцы хоровод».

В одном весеннем пейзаже описаны четыре лика природы, очень разных, но в рамках единого хронотопа, единой описательно-лирической песенно-разговорной интонации. Каждому лику природы отведено ровно по две строфы. В последних двух строфах — комментарий, вывод, обобщение. Здесь уже интонация прямого авторского высказывания и вместе с тем обобщающего итогового описания, в котором появляется еще один, пятый лик природы — лик самого солнца. И подчеркиваются «чудеса» реальной весны.

Анализ стихотворения «Начало зимы» Заболоцкого

Чуть раньше — в стихотворении «Начало зимы» — пейзаж также изображен системой метафор-олицетворений, еще более насыщенных и предметной и психологической конкретностью, но гораздо более сложных. Процесс замерзания реки превращается в процесс умирания огромного живого существа, его мук, агонии, описанных с точностью поэта, как бы врача и как бы ландшафтоведа. В четкой временной последовательности, но в двух переплетенных планах — природном и квазипсихологическом.

И в эту последовательность опять включено присутствие лирического «я» как наблюдателя и отчасти комментатора, несколько более активного, чем в «Весне в лесу», движущегося вместе с движением лирического события не только во времени, но и в пространстве.

Река как олицетворенное существо становится предметно-психологическим образом-символом диалектики всей жизни, смерти и «сознания» природы и сопереживания человека. В заключительной строфе образ умирания реки сопоставляется с образом окружающей природы и с движением самого человека.

Опять появляется на сцене «я», наблюдатель-рассказчик, появлением которого начинается стихотворение:

И я стоял у каменной глазницы,

Ловил на ней последний отблеск дня…

Но здесь этот наблюдатель уже уходит, а не приходит. Подобно уходу из жизни умирающей речки. Контраст-параллель между уходом и приходом выражает диссимметрическое строение композиции всего стихотворения. Уточняется и отрезок времени, с которым связано лирическое событие. А появление каких-то «огромных внимательных птиц» вскрывает опять ощущение тайны, недоговоренности, скрытой символичности умирания одушевленной речки. Отсюда, например, замечательный образ: «уходящий трепет размышленья». Образ имеет двойную силу: материализации, опредмечивания психологического процесса и, наоборот, скрытого параллелизма предметных и психологических явлений; уходящий трепет подобен уходящему трепету волнения и течения реки при замерзании.

Источник: Македонов А. Свершения и кануны: Монография. - Л.: Сов. писатель, 1985