"Поэт и гражданин": анализ стихотворения Некрасова Н.А.

Совместимы ли поэзия и гражданственность, общественное служение? Об этом идет речь в стихотворении Некрасова «Поэт и гражданин», анализ которого мы проведем.

Это произведение имело для Некрасова программный характер, оно открывало сборник «Стихотворения Н. А. Некрасова» 1856 года, сделавший поэта знаменитым. «Поэт и гражданин» написано как бы в параллель пушкинскому стихотворению «Разговор книгопродавца с поэтом» (1824), на это указывает и выбранная форма диалога, в котором постепенно выясняется творческая позиция самого автора. У Пушкина книгопродавец приходит к поэту, чтобы купить у него поэму. Поэт отказывается, предпочитая свободу, однако книготорговец доказывает ему, что «в сей век железный Без денег и свободы нет». Поэт соглашается с тем, что «не продается вдохновенье, Но можно рукопись продать», и отдает торговцу рукопись.

У Некрасова речь идет не о творческой свободе, а о долге поэта:

Поэтом можешь ты не быть,

Но гражданином быть обязан.

К Поэту, пребывающему в унынии и бездействии, является Гражданин, который требует новых стихов во имя «дела» и «пользы»:

И не иди во стан безвредных,

Когда полезным можешь быть!

О каком «деле» идет речь? Стихотворение написано в 1855-1856 годах, накануне эпохи «великих реформ» — «Ты знаешь сам, Какое время наступило...». Гражданин призывает Поэта занять активную позицию по отношению к совершающимся переменам. С его точки зрения в России, где одни его современники — «стяжатели и воры», другие — бездействующие «мудрецы», чье «назначенье — разговоры», слово поэта становится подлинным «делом».

«Дело», «польза» противопоставляются в диалоге Некрасова пушкинской формуле творческой свободы и «бесполезности» поэзии. Некрасовский Поэт, оправдывая свою инертность и безучастие, прибегает именно к цитате из Пушкина — финальным строкам диалога «Поэт и толпа»:

Не для житейского волненья,

Не для корысти, не для битв,

Мы рождены для вдохновенья,

Для звуков сладких и молитв.

Для Поэта Пушкин — эталон подлинной поэзии, рядом с ним его собственный поэтический дар кажется слабым. Гражданин соглашается с этим, но выдвигает свой аргумент: Пушкин— «солнце», но закатившееся, а пока нет солнца, всякая «искра», «звезда» может освещать путь:

Нет, ты не Пушкин. Но покуда

Не видно солнца ниоткуда,

С твоим талантом стыдно спать...

Любопытно, что Гражданин в некрасовском стихотворении говорит как поэт, в его монологе присутствует, например, традиционный для поэзии метафорический образ морской бури, противопоставленный спокойному ходу корабля,— как в лермонтовском «Парусе» или пушкинском «Арионе». Но Некрасов, в отличие от Пушкина и Лермонтова, картину бури из символической превращает в «реалистическую», резко снижая возвышенный пафос, сталкивая высокое («лира вдохновенная») и обыденное («Не время в шахматы играть, Не время песни распевать»).

Однако главный и самый сильный аргумент Гражданина в споре с Поэтом — жертва. Не «священная жертва» Аполлону, как у Пушкина, но героическое самоотвержение ради страдающей Родины.

Мотив жертвы, совмещающий в себе христианскую символику и героические смыслы,— новый в вечной теме назначения поэзии. Аналог можно найти, пожалуй, только в просветительской традиции, которой следуют поэты-декабристы — Рылеев, Кюхельбекер, А. Одоевский. Однако есть существенное различие: у Некрасова парадоксально соединяются казалось бы несоединимые понятия «польза» и «жертва»: жертва, героический порыв объявлены «полезным делом» («Умрешь не даром: дело прочно...»).

Ответ Поэта на возвышенную речь Гражданина звучит неожиданно прозаически: «Ты кончил?.. чуть я не-уснул...» Поэт и Гражданин словно меняются местами в традиционном диалоге «возвышенный поэт» и его оппонент — «скептик и прагматик». По существу, Поэт и Гражданин у Некрасова — это две стороны одного сознания: лирический герой Некрасова в «Поэте и гражданине» словно поочередно играет две роли. Одинаково не устраивают Некрасова ни «болтающий поэт», ни «гражданин безгласный». Поэт и Гражданин не противопоставляются, речь идет об их слиянии, соединении. И все же примирить их автору не удается.

Финальная часть стихотворения неожиданно нарушает логику «программного манифеста». Заключает его монолог Поэта, где за традиционными формулами творческого вдохновения (Пегас, Муза) выступает новое содержание. Перед нами исповедь, где рядом с поэзией поставлена жизнь человека. Поэт как человек — это, как мы уже заметили, пушкинская тема. Пушкин различает в поэте «творца» и «человека». Некрасов же ставит вопрос: каковы жизнь поэта, его поступки? Временной план исповеди поэта у Некрасова раздвоен — настоящее выступает на фоне прошлого. Как и в стихотворении «Праздник жизни...» (оба писались в 1855 году), здесь присутствует мотив молодости («Мне было двадцать лет тогда!»). Ключевые слова основной (диалогической) части — гражданину долг, жертва, служение. В исповедальной части — жизнь, душа, смерть, нравственное падение («попрал ты долг священный человека...»). Даже мотив озлобления, ненависти приобретает здесь совсем иной — не гражданский, а сугубо человеческий смысл:

Угрюм и полон озлобленья,

У двери гроба я стою...

Но драматизм исповеди поэта даже не в близости смерти, а в уходе Музы, утрате вдохновения, творческого дара. Как и в стихотворении «Праздник жизни... », здесь поэзия и жизнь сплетены. «Человеческое» и «творческое» не сменяют друг друга, как у Пушкина («Пока не требует поэта... Но лишь божественный глагол...»), но составляют единство. Жизнь поэта описана у Некрасова как неудавшийся «роман» с Музой; причина неудачи — нравственное падение, человеческая слабость поэта, его страхи, малодушие («Но как боялся! как боялся!»).

Использованный Лермонтовым библейский мотив побивания камнями («В меня все ближние мои Бросали бешено каменья») у Некрасова перевернут, он означает не обиду на несправедливость, но покаяние:

И рад я, если кто-нибудь

В меня с презреньем бросит камень.

У Лермонтова насмешка толпы — свидетельство ее самодовольной слепоты, у Некрасова — знак обоснованного презрения. Это далеко от гордой позиции пушкинского и лермонтовского поэта. Некрасовский Поэт называет себя «сын больной больного века», он болен неуважением к себе. Муза отвернулась от Поэта, потому что он оказался ее недостоин, не выбрал героическую, жертвенную судьбу, оказался просто человеком, слабым, несвободным: его атрибут «цепи», их громыхание отпугивают Музу:

Но загремят внезапно цепи —

И мигом скроется она...

Диалогическая часть стихотворения «Поэт и гражданин», анализ которого нас интересует, воспринимается как стихотворная публицистика — этому способствует и название, и обилие афористических, «лозунговых» формулировок. Исповедальный финал привносит в текст драматические ноты. Признания, самоосуждение, почти наивные, странно звучащие вскрики («но как боялся! как боялся!»), горестные интонации создают «портрет» больной, страдающей души. Включенные в текст упоминания о жизненных обстоятельствах (трудная юность, хождение в тюрьмы, суды), которые выговариваются как бы вынужденно и не полностью («Когда бы знали жизнь мою...»), воспринимаются как «документальные», «реалистические». Потому что они даны на контрастном фоне условных образов классической поэзии («Муза», «Пегас», «цепи», «розы») и романтических клише («роковой», «напрасный пламень», «рок суровый», «пламенные речи»). Снятию публицистического пафоса способствует и форма высказывания от первого лица: диалог-спор переведен в монолог, на который уже нет ответа. Так открывается второй план стихотворения — человеческая драма поэта.

Поэт и Гражданин у Некрасова так и не нашли общего языка — противоречие между ними так и осталось неразрешенным. Поэт оказался «слишком человеком», чтобы безоговорочно подчинить себя долгу. В позднем стихотворении Некрасов скажет:

Мне борьба мешала быть поэтом,

Песни мне мешали быть бойцом.

«Зине» (1876)

Вместе с тем отчетливо видно, как изменился в лирике Некрасова образ поэта: социальные темы вместе со «злобой дня» вошли в его интимный мир — в мир личных радостей и страданий.

На этом завершим анализ стихотворения «Поэт и гражданин».

Источник: Русская литература. XIX век. От Крылова до Чехова: Учеб. пособие. Сост. Н.Г. Михновец. - СПб.:"Паритет", 2001