Меню сайта
Статьи » Литература 19 века » Лермонтов М.Ю.

Подробный анализ стихотворения "Дума" Лермонтова

  • Статья
  • Еще по теме

«Дума» — стихотворение, в котором проблема поколений, проблема человека в идеологическом контексте конкретной исторической эпохи стала одной из центральных. Однако у Лермонтова человек и время предстают не как введение новой темы. Они неразрывно связаны с проблематикой ранней лирики.

Проводя анализ стихотворения «Дума» Лермонтова, мы сразу замечаем отличие этого произведения от более ранних; в нем передан другой тип сознания, следовательно, мы вправе говорить и о новом герое. Сознанию лирического героя Лермонтова, охватывающему и осмысляющему добро и зло как предельные проявления жизни, тяготеющему к действию, борьбе, противопоставлено иное отношение к жизни:

К добру и злу постыдно равнодушны,

В начале поприща мы вязнем без борьбы...

Предметом анализа и самоанализа теперь становится именно этот тип личности, прежде не останавливавший на себе внимания поэта. В «Думе» аналитическому осмыслению подвергнуто сознание, которое пребывает в сугубо земной плоскости, не помышляет о небе, не ищет «чудесного», сознание, в значительной степени обусловленное социально-историческими условиями.

В «Думе» с первой строки Лермонтов заявляет, что главное в его произведении не индивидуум, а люди определенной эпохи — его современники.

«Печально я гляжу на наше поколенье!» — первая строчка стихотворения. «Я» по-прежнему на первом плане; мнение, оценка лирического героя первостепенна и подается как бесспорная; и все же словосочетание «наше поколенье» свидетельствует, что герой действительно ощутил себя его органической частицей. А далее «я» практически уходит из текста, оно заменено другим местоимением — «мы». Оказывается, что в тот момент, когда человек выходит за пределы собственного «я», начинает осознавать вне его находящуюся жизнь, ему приоткрывается, становясь предметом диалектического анализа, и его собственная духовная жизнь. Лишь ощутив себя внутри своего времени, перенеся центр внимания с «я» на «мы», можно в полной мере осмыслить трагическую природу человеческого бытия. Совмещение философского и исторического взглядов дает особое зрение. Взгляд на природу человеческой личности с учетом исторического момента, особенностей социального бытия позволяет разглядеть двойственную природу философских категорий, оспорить те ценности, которые казались незыблемыми и достаточно долго таковыми оставались.

Дума лирического героя охватывает все аспекты жизни и сознания: прошлое — настоящее — будущее (исторический опыт «отцов» и настоящее «детей»), природу познания и действия, праздник жизни и бессилие перед ней, науку и «создания искусства», любовь и ненависть. Все эти ключевые для жизни понятия поэт подвергает своеобразному как историческому, так и духовно-нравственному испытанию. Создается впечатление, что все аспекты жизни этого испытания не выдержали. Беспощадно обнаженные пустота грядущего, бремя познания, бесплодность науки, тайный холод души рождают чувство богооставленности, бессмысленности жизненного бытия.

Лермонтов оспорил и ценности, которые на самом деле были спасительны для эпохи 1830-х годов. В пору политической реакции, несвободы слова именно «духовная жажда», философские занятия, самоуглубление помогли поддержать активность духовной жизни. «Величайшее заблуждение,— полагал П. Я. Чаадаев, — видеть в свободе необходимое условие для развития умов». Декабрист Г. С. Батеньков, проведший в одиночном заключении 20 лет, был убежден: «Дух человеческий подобен воздуху — чем более он утесняется, тем сильнее». «Можно избавиться от людей,— говорил другой декабрист, А. В. Поджио,— но не от идей». В ту эпоху рождалось немало глубоких, философски насыщенных идей. «Познание и сомнение» — доминанты духовной жизни 1830-х годов; они поддерживали внутреннюю жизнь, сохраняли человеческую индивидуальность. Лермонтовский герой, знающий и жажду действия, и демонический скепсис, в безграничной преданности своего поколения мысли, сомнению усмотрел немалую опасность для человеческой личности: это возможность утраты действенной жизни, то есть жизни как таковой, и опасность потери морального критерия.

...Под бременем познанья и сомненья,

В бездействии состарится оно

(поколение.— Е.А.).

К добру и злу постыдно равнодушны,

В начале поприща мы вянем без борьбы;

Перед опасностью позорно малодушны,

И перед властию — презренные рабы.

Не состоя в философских кружках второй половины 30-х годов (они были характерным явлением той поры), Лермонтов угадал двойственность отвлеченного знания. Излишнее самоуглубление и самообнажение души грозили замкнутостью, гипертрофией «я», равнодушием к жизни и, следовательно, бесплодностью интеллектуальных усилий.

Лермонтов отмечает в своем поколении возросшую до невыносимости противоречивость внутренней жизни. В груди — не более чем «остаток чувства», но он «жадно» бережется, а вместе с тем осознается как «бесполезный клад». «Огонь» и «холод тайный» сошлись в одной груди. «Лед и пламень» героев пушкинского романа совместились в душе лермонтовского современника. Он сознает двойственность этих состояний, но и не может, и не хочет пожертвовать ни тем ни другим. Напряжение духовной жизни не только обернулось разладом сознания, но и позволило понять его неодолимость, неразделенность с душой. Лермонтовское поколение духовная жажда лишила праздника жизни, но она исключила и духовное насыщение. В этот момент герой «Думы» сознает, что избранность, прежде казавшаяся бесспорной, — лишь иллюзия. «Я» — внутри мира, оно впитало в себя духовную изнеженность времени и (как следствие) подчинилось историческому моменту («Перед опасностью позорно малодушны И перед властию презренные рабы»). Оказывается, избранность и духовная гордость не предопределяют подлинной свободы и духовной независимости: исторического испытания гордый дух не выдержал. Лермонтов не только уловил односторонность исторически определенных форм духовного сознания, но разглядел опасность односторонности, нецельности в самой природе рефлективности: гипертрофия духовного оборачивается аморальностью мышления.

Тезис о бесплодности целого поколения в «Думе» развернут, поддержан множеством фактов и пояснений. Лирический герой раннего Лермонтова, который прежде мог сказать: «Я — или Бог — или никто»,— теперь признает себя не только частью поколения, бесплодно проживающего жизнь, но и «толпы, угрюмой и скоро позабытой». Можно сказать, что «демон», «зла избранник» не выдержал давления исторического времени. Но стихотворение «Дума» Лермонтова, анализ которого нас интересует, обнаруживает и иные потенциальные смыслы.

От строфы к строфе движется, углубляясь, аналитическая мысль, порожденная земною духовною жаждой. Напряженность исканий, степень самоосмысления личности столь велики, беспощадность самооценки так беспредельна, что все это приходит в противоречие с логическим выводом стихотворения о бесплодности жизни героя и поколения. Неосуществленность, бесплодность жизни трагически осознается самим поколением, но подобный духовный опыт не может быть бесплодным для жизни в целом; само напряжение аналитической мысли становится животворным; нет сомнения, что оно будет востребовано и оценено последующими поколениями. На этом завершим анализ стихотворения «Дума» Лермонтова.

Источник: Русская литература. XIX век. От Крылова до Чехова: Учеб. пособие. Сост. Н.Г. Михновец. - СПб.:"Паритет", 2001

Понравился материал?
2
Рассказать друзьям:

другие статьи появятся совсем скоро

Просмотров: 3046